Пермский Театр «У Моста»

Версия для слабовидящих

19.06.2018

Семейные саги Сергея Федотова. Часть 1. О премьерах в Пермском театре «У Моста»

Шли столетья по России, бил надежды барабан. Не мечи людей косили – слава, злато и обман – Булат Окуджава.

Сергей ФЕДОТОВ – основатель и художественный руководитель Пермского театра «У МОСТА» – за три с небольшим месяца поставил две грандиозные семейные эпопеи по произведениям русской классики: в конце 2017 года – горьковскую «Вассу» (ПЕРВЫЙ ВАРИАНТ), а в марте нынешнего – спектакль «Головлевы» по известному роману М.Е. Салтыкова-Щедрина. Оба произведения, хотя и написаны с разницей в тридцать с лишним лет, объединены темой разрушения семейных устоев, утраты традиционных ценностей, разложения нравственных основ человеческого бытия. Судя по всему, эти вопросы именно сейчас глубоко взволновали Федотова, который в своем творчестве впрямую редко откликался на те или иные злободневные проблемы общества. Но в данном случае не выдержал и высказался прямо, резко и без обиняков. Что называется – наболело.

Оба сценических сочинения «рифмуются» благодаря изумительному художественному образу, созданному сценографом Сергеем Федотовым, а также поразительной, мрачной и сжимающей сердце атмосфере действия. Оба спектакля изумительно оформлены внешне: и в том, и в другом с предельной достоверностью скрупулезно воссозданы приметы жизни обоих домов. И в том, и в другом произведении центральными фигурами являются властные и сильные женщины, матери больших семей, декларирующие незыблемость семейных устоев и необходимость сохранения и укрепления домашнего «очага». И совершающие все свои деяния якобы во имя благополучия близких и родных людей, но, при этом, разрушающие их жизни. Обе женщины живут по сути дела в разных эпохах и принадлежат различным социальным группам. Но их объединяет то, что они «посетили сей мир в его минуты роковые», попав под жернова исторических катаклизмов России: Головлева – в период отмены крепостного права, Железнова – в годы становления капитализма. Героинь в спектаклях С. Федотова «роднит» еще и то, что обеих играет выдающаяся русская актриса Марина ШИЛОВА. Сегодня – рассказ о «Головлевых», вышедших позже «Вассы», но как бы исторически предваряющих ее.

 

Глава 1. Арина Петровна и другие

Экспозиция спектакля довольно своеобразна. Режиссер отпускает пружину действия постепенно, не спеша, даже как будто специально тормозя его и «убаюкивая» зрителей. Обстановка дома благостная: горят свечи, звучит тихая колыбельная, как будто обращая наш внутренний взор к истокам всего сущего. Гостиная (или, как иногда говорят в российских домах, зала) дома помещицы Арины Петровны Головлевой просторна и внушительна, но без излишеств. Вспоминается пушкинский роман: «Все было просто: пол дубовый, два шкафа, стол, диван пуховый...» Много дверей, стало быть, дом большой, в котором много комнат. В красном углу – киот с несколькими, наверное, дорогими иконами. Массивный стол посреди комнаты – для хозяйки, второй поменьше – для Владимира Михайловича – ее немного малахольного копошащегося во мраке лирика-мужа, ставшего почти приживальщиком.

Отворяется дверь, входит хозяйка с бумагами в руках. Читая роман Салтыкова-Щедрина, мы усвоили, что она – натура властная, целеустремленная, обладающая мощной деловой хваткой: шутка ли – быть хозяйкой четырех тысяч крепостных душ! При этом, Арина Петровна по всем внешним повадкам властолюбива и донельзя лицемерна! С кривой усмешкой читает она письма великовозрастных сынков, требующих от нее денег, и посмеивается над ними, как над нашкодившими ребятишками. Но, будучи чрезвычайно проницательной, осторожной, видящей всю их подноготную, говорит: «Не знаю, кто из них большим злодеем сделается!» А ласкового Порфирия, прозванного Иудушкой, припечатывает: «Не могу понять, что у него за глаза такие... Взглянет – ну словно петлю накидывает! И все он лжет!» Но беда неожиданно приходит с другого края. Выясняется, что ее старший сын, безалаберный и неприкаянный Степка-балбес, разоряется, теряет дом, и тот продают по дешевке на аукционе. И трагедия клана Головлевых разворачивается во всю ширь и мощь!

Сергей Федотов постепенно и неуклонно сгущает и без того удушающую атмосферу действия настолько, что порой становится физически трудно дышать. И у тебя вдруг появляются стойкие шекспировские аллюзии. Арина Петровна, подобно королю Лиру, делит свое состояние между детьми и, в конце концов, оказывается бедной иждивенкой. Иудушка-Порфирий, как Ричард Третий, сживает со свету обоих братьев и детей, «высасывая» капитал и жизнь из собственной матери. А по мрачному дому туда-сюда шныряют пронырливые вороны-ведьмы, как будто перекочевавшие из «Макбета». И, казалось бы, в локальной семейной драме из жизни российских помещиков середины 19 века обнаруживается пафос высокой трагедии вселенского масштаба! И ты понимаешь, что Сергей Федотов, как Гамлет перед Гертрудой, ставит перед нами зеркало, чтобы мы себя «увидели насквозь». Кажется, помести режиссер персонажей давней российской истории в современные реалии, надень на них джинсы и банданы, ничего бы не изменилось. Но верный своим традициям Федотов не позволяет (и, уверен, никогда не позволит) себе таких примитивных театральных приемов. Сохраняя в неприкосновенности авторский текст и внешние приметы времени, о котором повествуется в произведении классика, он тем самым лишь усиливает актуальность волнующих его проблем.

Спектакль Федотова буквально вопиет о том, что общество погрязло «в зле да шепоте под иконами в черной копоти», что разрушается основа нашей жизни – семья, и брат брату готов перегрызть глотку за копейку. И как тут опять не вспомнить слова Шекспира о гнили в Датском королевстве?!... Но спектакль Федотова – еще и о неизбежной расплате за содеянное. Хитрая и скаредная Арина Петровна, лишившись мужа, детей, денег, дома и вообще всех жизненных ориентиров, окажется у разбитого корыта. Неприкаянный гуляка Степан погибнет, сбежав из постылого дома. Сойдет с ума от зависти и злобы младший сын Павел. Дождется самого страшного – материнского проклятия – Иудушка. Как будто во искупление грехов родителей погибнут несчастные внуки и внучки Арины Петровны...

Мистика, свойственная практически всем спектаклям Сергея Федотова, проявляется и в «Головлевых». Но она у него никогда не становится самоцелью и всегда оправданна. На самом деле в «Головлевых» явно чувствуется налет дьявольщинки. (Хотя вполне возможно, что автор романа об этом не думал, и это – лишь открытие Федотова). Поначалу Порфирий предстает перед нами в образе мелкого беса, вдруг выскакивающего из люка, как из преисподней с горящей свечой в руке. А ближе к финалу «обернется» настоящим дьяволом, «пожравшим» ближних своих. Потрясающим мистическим символом конца дома Головлевых окажется рухнувший иконостас, на месте которого останется зияющий провал в стене. Усопшие персонажи спектакля будут один за другим уходить через дверь на заднике сцены в потусторонний мир, а потом, появляясь из нее же во время действия в белых холщевых рубахах, – скорбно, а порой с иронией наблюдать за продолжающимся разрушением дома и семьи. И встречать новых покойников для того, чтобы бережно увести их в свою печальную юдоль... И ты невольно вспомнишь строчки уже современного поэта о прадедах, которые молятся, «всем миром сойдясь,... за в бога не верящих внуков своих».

Обладая каким-то до сих пор не разгаданным мной секретом, Сергей Федотов в «Головлевых», как и во всех других своих спектаклях, затягивает тебя со всем потрохами в этот, с одной стороны, мрачный, а, с другой, – сладкий «омут» своего действа. Мрачный – потому что, как уже было сказано, ты попадаешь в «безвоздушное» пространство головлевского дома и, обессиленный, покоряешься мощной силе его воздействия на твою психику. А сладок он потому, что ты чувствуешь потрясающую атмосферу созидания, когда на твоих глазах происходит не простое, пусть даже очень хорошее лицедейство, но рождение подлинного произведения искусства, досконально простроенного режиссером и виртуозно воплощенного уникальными актерами.

Как всегда Федотов, точно выстроив конструкцию спектакля и определив общую канву и рамки, в которых должны действовать артисты, дает им право на самовыражение. И они в основном оказываются под стать грандиозному замыслу своего режиссера и, искусно исполняя свои партии, все вместе составляют блистательный оркестр, действующий как единый организм. Это касается буквально всех ролей, даже самых маленьких. Например, двух одетых в черное загадочных девушек, названных в программке Улитушкой - ключницей (артистки София Шустова и Светлана Коренкова), которые, почти не произнося ни слова, определяют гнетущую и зловещую атмосферу спектакля. Трогателен Владимир Михайлович, муж Арины Петровны - безалаберный баламут и бездельник, сочиняющий стишки в духе Баркова, не обретший солидности, и, дожив до седин, продолжающий резвиться и кукарекать петушком. В трактовке Федотова и артиста Вячеслава Леурдо этот маленький забитый человек, уходящий из жизни тихо и незаметно, вызывает вовсе не презрение, а сочувствие. Сдержанно, но с большим внутренним напряжением играет актер Александр Шамановуправляющего Антона Васильева. В эту, как кажется на первый взгляд, функциональную роль актер сумел вложить сочувствие и даже искреннюю привязанность своего героя к людям, которым он верно служит долгие годы.

Трагические судьбы внучек Арины Петровны Анниньки и Любиньки, оставшихся в ее доме после смерти дочери Анны, пронзительно проживают на сцене прекрасные актрисы Мария Новиченко и Анна Васильева. Поначалу резвых и беззаботных забавных стройных и милых девушек, убегающих из мрачного бабкиного дома в поисках приключений, в финале постигает страшная расплата за легкомыслие. Одна кончает жизнь самоубийством, а другая – еле живая – возвращается в бывший родной дом, где ее встречает стена отчуждения. В сцене разговора с Порфирием после возвращения Аннинька Марии Новиченко – это уже почти бесплотное существо, призрак, лишенный каких-либо надежд на спасение и веры в будущее. Превосходно играют сыновей Иудушки актеры Николай Горбунов и Василий Скиданов. Они, как и их двоюродные сестры, появляются на сцене сначала юнцами, гораздыми подурачиться и даже завести шашни. Позже, выйдя на самостоятельную дорогу жизни, они оба надеются на поддержку богатого отца, но тот их предает. В результате один сам сводит счеты с жизнью, а другой умирает по дороге в ссылку. Разрывающая душу сцена пререкания Порфирия с сыном не просто потрясает, но вызывает оцепенение и спазм сердечной мышцы.

Интереснейший образ старшего сына Арины Петровны Степана создает замечательный артист Егор Дроздов. У Салтыкова-Щедрина это совершенно пропащий человечишка, с детства привыкший куролесить и остающийся таким же до 40 лет. Оттого-то он и прозывается в семье Степкой-балбесом, «жеребцом долговязым» и играет в доме роль заправского шута. Чего стоят только его «скачки» под петушиное кукареканье по комнате с отцом – таким же балбесом, как его похожий на Есенина светлоголовый сын. Его, как пишут литературоведы, отличает характер рабский, запуганный, приниженный окружающими, его не покидает ощущение того, что он, «как червяк, подохнет с голоду». На мой взгляд, герой Егора Дроздова вызывает в зрителях несколько иные чувства, чем его литературный прототип. Да, он непутевый, неприкаянный, пьет водку, «как извозчик», прямо из горла, но все же в нем в отличие от других братьев есть живая душа. И этого свободолюбивого, затравленного Степку становится жаль до глубины души, а его смерть заставляет тебя искренне сострадать.

Многоплановую, трагикомическую образ роль Павла, младшего сына Арины Петровны, сыграл блистательный артист Сергей Мельников. Автор романа пишет: "Это было полнейшее олицетворение человека, лишенного каких бы то ни было поступков». Всегда отчужденный от семьи, он был неласковым тихоней, как бы сейчас сказали, интровертом. Арина Петровна корила Павла: «...ты и на матьто путем посмотреть не хочешь, все исподлобья да сбоку, словно она – не мать, а ворог тебе! Не укуси, сделай милость!» Сергей Мельников вместе с режиссером усугубляют эти качества Павла. В их интерпретации он не только интроверт, но и злобный ненавистник, пышущий завистью к пройдохе Порфирию и к тем, кто останется жить после его скорой смерти. И, при этом, он глубоко несчастный человек. Сцену предсмертной агонии Павла, раздуваемой любимым братцем Порфирием, сыплющим ему соль на душевные раны, артист играет не просто потрясающе, но поистине «на разрыв аорты».

Душевный трепет и содрогание вызывает прозванный Иудушкой Порфирий Головлев в исполнении тонкого и яркого актера Андрея Воробьева. По словам автора, «глаза Иудушки источают яд, что голос его, словно змей, заползает в душу и парализует волю человека». Именно таким и играет своего героя А. Воробьев. Но этот его «яд» вовсе не однозначен и не столь прямолинеен. Порфирий на редкость изворотлив и весьма изобретателен во взаимоотношениях с людьми. Мать, хотя и чует в нем будущее предательство, все же пеняет Павлу: «Вот Порфиша: и приласкался и пожалел – все как след доброму сыну сделал». Салтыков-Щедрин пишет о ее отношении к Иудушке «Она его не то чтоб любила, а словно побаивалась». Но братья видят его насквозь. По словам Степана, «этот без мыла в душу влезет... и мать свою, «старую ведьму», со временем порешит: он и именье и капитал из нее высосет». Все происходит именно так, как предсказывает младший брат. Причем, действует Порфирий с неизменной елейной иудиной улыбкой на благообразном лице и с менторскими присказками об обязательствах отцов и детей. И лишь в глазах его нет-нет, да блеснет дьявольский огонек.

Пожалуй, не было в нашей русской литературе более омерзительного типа, чем Иудушка. Андрей Воробьев играет его резко, яростно, без всяких полутонов. Лицемерие и лицедейство его Порфирия не знает границ. Он играет в какую-то одному ведомую игру даже у постели умирающего брата. Хотя за некоторое время до этого, приехав к тому в имение, своими лицемерными речами буквально доводит его до белого каления, и, в конце концов, до смерти. И, при этом, каждый раз обращается своими «незамутненными» елейными очами к иконостасу и изображает молитву. Но про него говорят, что он не Бога любит, а черта боится. Но пуще всего – проклятия матушки. Но избежать этого ему не удастся...

Как уже было сказано, Арину Петровну Головлеву играет выдающаяся актриса Марина Шилова, которая поражает зрителей с самого перового появления на подмостках. Театральные летописи свидетельствуют, что некоторые великие артисты обладали способностью преображаться на сцене не только внутренне, но и внешне, становясь выше, толще или, наоборот, худее и меньше ростом, чем были на самом деле. Актриса Марина Шилова ошеломила меня, в том числе, этим качеством: подтянутая, моложавая, эффектная и очень привлекательная женщина в обычной жизни она на сцене превратилась в дебелую, расплывшуюся «клушу», давно переставшую следить за своей внешностью. Совершаемые ею грехи и поступки «любимых» домочадцев, в конце концов, буквально добивают ее, в результате чего она превращается в несчастную, опустившуюся старуху.

Арина Петровна в романе Салтыкова-Щедрина - это, безусловно, архетип. Она властная и энергичная помещица, хозяйка и глава семейства, натура целеустремленная, сложная, но испорченная беспредельной властью над окружающими. Она, как истинная бизнес-леди любого времени, старается преумножить свои богатства и копит их как скупой рыцарь. Любая потеря становится для нее трагедией! Порой в ней просыпается недоуменное возмущение, и она восклицает: «И для кого я всю эту прорву коплю! Для кого припасаю! Ночей недосыпаю, куска недоедаю... для кого!?» И если у Салтыкова-Щедрина она вполне однозначна и по сути дела окрашена одной краской, то Федотов с Шиловой создают более сложный и неоднозначный образ. В их Арине Петровне есть своя великая трагедия. Как мать, она понимает, что, нарожав детей, настоящую семью не создала, что все ее дети несчастны и почти безумны. Может быть, она иногда жалеет своих чад, но переступить через себя не может. Хотя пытается быть с ними искренней и в ее глазах иногда мелькает не просто сочувствие, а даже нечто, похожее на любовь. И все же в ней прорывается тоскливый вопль: «Выбрал меня Господь, чтобы тяготы своего семейства носить!»

Марина Шилова, как всегда, блестяще играет не только сиюминутные состояния своей героини (хотя эти ее эмоциональные проявления достойны всяческого восхищения), но процесс ее духовного опустошения, потери жизненных ориентиров. На твоих глазах уверенная в себе, властная женщина начинает ощущать нечто похожее на муки совести, потом, чувствуя усталость и оцепенение, вдруг совершает непоправимое, отдав свое годами нажитое имущество сыновьям. Поддавшись чарам беса-Иудушки, она, в конце концов, превращается в безвольную старуху-приживальщицу, в которой лишь однажды проснется былая властная хозяйка. Тогда она проклянет своего страшного сынка, и рухнет богатый иконостас в ее горнице! Невозможно без содрогания смотреть сцену скандала Иудушки с сыном, когда как будто какой-то невидимый огромный камень постепенно придавливает к земле Арину Петровну. Но она вдруг из последних сил сбрасывает этот смертоносный груз и вздымается над окружающими в душераздирающем вопле...

Не знаю, предусматривали ли подобную реакцию зрителей Сергей Федотов и Марина Шилова, но ты волей-неволей сочувствуешь этой грандиозной и одновременно несчастной женщине. Которая, возможно, искренне стремилась создать семью и обеспечить безбедную жизнь своим чадам и домочадцам. Но которую подмяли под себя деньги и связанная с ними необходимость быть жестокой и непримиримой. Поэтому образ Арины Петровны тоже служит для нас неким предупреждением и тем самым шекспировским зеркалом, о котором уже было сказано...

***

Идя на спектакль, я думал, что проблемы более чем полуторавековой давности вряд ли будут интересны современным зрителям, особенно молодым. Но был несказанно поражен тем, что люди на протяжении трех с лишним часов сидели, не шелохнувшись, а после спектакля стоя долго рукоплескали и кричали браво, вызывая федотовских артистов на поклоны десяток раз.

 

Павел Подкладов, театральный критик, журналист

Издательство «Подмосковье без политики»