Пермский Театр «У Моста»

Версия для слабовидящих

05.03.2020

Веселый анекдот или притча о Вечности? Наталия Гашева о спектакле «Мачеха Саманишвили»

Доктор культурологии, профессор кафедры культурологии и социально-гуманитарных технологий ПГНИУ Наталия Гашева о спектакле «Мачеха Саманишвили» Театра «У Моста».

Музыкальная комедия «Мачеха Саманишвили» В.Константинова, Б.Рацера по мотивам рассказа Давида Клдиашвили (режиссура и сценография Сергея Федотова) в Пермском театре «У Моста» (27 декабря 2019г.)

Третий грузинский спектакль увидели пермские зрители в Театре «У Моста» в дни Рождественских встреч. Образ баснословной, патриархально-гостеприимной, щедрой, жгучей Грузии воссоздается на сцене средствами всех искусств. Это и слово, и застольные песни, и зажигательные кавказские пляски, выразительная актерская игра и пластика, и сценография, и свет. Это темпераментная манера и характерный акцент грузинской речи, жестикуляция. По жанру, историю, рассказанную театром со сцены, можно поначалу воспринять, как веселый анекдот, каких много ходит из одной деревни в другую, из одного села в другое, из одного народа- в другой. Старик-вдовец решил жениться во второй раз, а сын и невестка боятся, что у их ребенка появится конкурент на дедово наследство. Проблема  серьезная , так как семейство едва сводит концы с концами. Последний мешок муки остался и единственная корова не телится и не дает молока. Здесь и завязывается интрига: сын с женой решают найти отцу бесплодную невесту. В заговор вступает и сосед.

Зритель с удовольствием смеется, когда перед озадаченным отцом, новоиспеченным женихом, одна за другой кокетливо протанцовывают потенциальные невесты - горбатые, беззубые, хромые, одноглазые вдовушки, сосватанные  предприимчивым соседом. Эти комические  смотрины в спектакле разыграны  в традиции тамаша -  грузинских потешных зрелищ. Авантюрный сюжет разворачивается на сцене с виртуозным весельем и с виртуозной же стремительностью. Азартная торговля между шурином и сыном вдовца приводит к соглашению: шурин решается на выгодный обмен-за престарелую мачеху - будущую невесту, которую еще надо украсть из соседней деревни, взять, в качестве платы за помощь в сватовстве, нестельную корову.

 Однако, режиссер Сергей Федотов перестал бы быть самим собой, если бы ограничился в своем художественном послании зрителю лишь незамысловатым балагурством и шутовством. Убедительно воссоздавая во всех подробностях картины жизни грузинской деревни начала XX века, нравов, обычаев, достоверный воздух времени и места, театр ставил перед собой непростую задачу –  показать не только черты грузинского национального характера, его страстность, красоту, внутреннюю силу, но и поговорить со зрителем о серьезных вещах.

Герои спектакля в ходе действия проходят через радость, раскрывая зрителю свое простодушие, чистосердечность, наивность, верность древним обычаям предков, но также и через нравственные испытания, страдания. Грузия в спектакле - это земля не только колоритных типов, но и индивидуального выбора между добром и злом. Театр создает на сцене модель существования героев, альтернативную духовному распаду современного мира. В спектакле с впечатляющей заразительностью представлен контраст жизни правильной и жизни ложной, выбора честного и человечного, и выбора лукавого. Ведь анекдотический сюжет грузинской истории мог бы развиваться и по-другому, и завершился бы страшным преступлением, детоубийством, если бы сын старого отца и его жена до конца последовательно и хладнокровно осуществили свой коварный план.  И что же за чудо произошло?

В том-то и дело, что  жанровая трансформация преобразует всю структуру театрального представления из анекдота даже не в добрую рождественскую сказку, а, скорее всего, в притчу. Сквозь приметы профанного, эмпирического мира, со всеми его  экзотическими подробностями, в художественном оформлении спектакля проступает образ не прошлого столетней давности, и даже не Кавказа-древней земли, не мифологического Востока, а Вечности. Дом под платанами и кипарисами, двор под знойным солнцем Грузии, южный сад, цветы, деревенское кладбище, горы, и река, гортанная речь, кавказское застолье, лезгинка, виноградное вино, лобио, мацони и сациви - явленный нам, жителям северных широт, Западного Урала,- образ Вечности. Здесь присутствует Бог и именно с позиции Бога виден каждый герой насквозь, с его мыслями и чувствами, заблуждениями и слабостями.

И свидетелем внутренней жизни персонажей оказывается зритель. Пермский театр у Моста нашел такой грузинский материал, в котором размышления о духовной судьбе человека не зависят от коньюнктуры времени. Замечательное совпадение смысла грузинского рассказа и внутренней интенции федотовского театра - говорить о сегодняшнем человеке в ситуации тотальной корысти, двоедушия времени, прагматики. Большая тяга к гармонии и вера в человека, - выражается в развитии характеров персонажей рассказываемой в спектакле притчи об искушении и  преображении человеческой души от своекорыстия к жертвенной любви и братским чувствам.

Потому что счастливый конец семейной истории связан вовсе не с чудесной случайностью, а с цепью закономерных случайностей, вернее, ошибок, стереотипного восприятия и понимания мира и человека. Человек не таков, каким кажется на первый взгляд. И душа его может развиваться, пока он жив и способен чувствовать стыд, боль, сопричастность другим людям. С точки зрения христианской антропологии, человек может падать и вставать, губить свою душу грехом и духовно возрождаться. Но это внутренний сюжет спектакля. Но есть еще и внешний сюжет , в котором герои оказываются не равны заданной схеме, стереотипным представлениям о них. Престарелая мачеха оборачивается заботливой матерью и мудрой женою. Бесплодная вдова рождает одного за другим двух младенцев. Нестельная корова тоже становится потенциальной мамочкой. Но самая главная метаморфоза происходит с душой главного зачинщика интриги против своего отца- бедняка-сына, в чьем сердце братская любовь к новорожденному младшему братцу, вытесняет коварство и жестокий расчет.

В своем режиссерском высказывании Сергей Федотов – создатель законченного смысла, завершенной нравственной формулы. Он сценически наглядной делает библейскую норму человечности: «Любовь долго терпит, любовь не завидует…любовь не ищет своего…любовь всё покрывает…»