Пермский Театр «У Моста»

Версия для слабовидящих

04.10.2017

ПРОСТИТЕ, ПАПА, Я СПАС РОССИЮ

Тот случай, когда «Боже царя храни» смешалось в убойном коктейле с мечтой о партбилете, портрет Маркса меняется на «Верую, Господи» и, наоборот, в зависимости от ситуации; а кухарка признается великой княжной. Нет, это не события дня сегодняшнего, хотя очень напоминает. Это бессмертный «Мандат» Эрдмана, запрещенный годами и невероятно актуальный сейчас. Вот только правило: «Вы в Бога верите? Дома верю, на службе нет» сегодня повернулось на 180 градусов. Спасибо Сергею Федотову за возвращение спектакля, с которого начался его авторский театр 30 лет назад.       

Что вам делать, если после революции без «бумаги» вы – никто, а еще хуже, если бывший владелец прачечной? 

- Как же теперь честному человеку на све­те жить?  Если прачечная – буржуазные предрассудки?  

Все это привело к тому, что Паша Гулячкин был вынужден выписать партийный мандат самому себе. А что делать, если над тобой смеются?

«Какой же вы, Павел Сергеевич, коммунист, если у вас даже бумаг нету. Без бумаг коммунисты не бы­вают».

Согласитесь, чьи-то метания напоминает история маленького человека в эпоху НЭПа, неожиданно получившего власть. И царя бы вернуть хотелось, и революцию воспеть, и всех посадить за оскорбление чьих-то чувств. (Как сегодня: и за честь царя бы побороться, и за оскорбление святого фильм запретить, но при этом и столетие революции, царя уничтожившей, все равно отметить).

- Значит, я при каждом режиме – бессмертный человек. Держите меня, или я всю Россию с этой бумажкой переарестую! А если я с самим Луначарским на брудершафт пил, что тогда?

Готовность Паши быть своим при любом раскладе проявляется в первой же сцене развешивания картин. «Вечер в Копенгагене» переворачивается на портрет Маркса или сменяется  на «Верую, Господи» в зависимости от того, ожидается ли с визитом комиссар или «человек порядочный», господин Сметанич. Не знающий, в кого уже лучше-то верить: в Бога или Маркса, Гулячкин находит новые козыри, за которые его «в Кремль без доклада пускать будут»: – Ведь то, что я российскую престолонаследницу суки­ной дочкой назвал, ведь этого вычеркнуть невозможно. Вы понимаете ли, до какого я апогея могу теперь дойти?

Ведь за эти слова меня, может быть, в Кремль без доклада будут пу­скать. Ведь за эти слова санатории имени Павла Гулячкина выстроят. Вы думаете, товарищи, что если у меня гастрономический магазин отняли и вывеску сняли, то меня уничто­жили этим? Нет, товарищи, я теперь новую вывеску вывешу и буду под ней торговать всем, что есть! 

Неудивительно,  что «Мандат» и «Самоубийца», успешно поставленные Мейерхольдом, были запрещены после ареста Эрдмана, стиль которого формировался в эпоху 20-х годов, когда еще была так сильна иллюзия открывшейся свободы, и писали раскрепощенно. Каждая фраза – как выстрел: – В коммунистическом государстве, Анастасия Николаевна, любви нету, а исключительно только одна проблема пола.    

Больше пьес Эрдман не писал (мы знаем его больше как сценариста советских комедий).  Джини Лессер, поставивший его «Самоубийцу» в вашингтонском театре «Арена Стрэйдж», заметил в одном из интервью, что «если бы Эрдман продолжал писать пьесы, то он стал бы одним из самых значимых драматургов всех времен». Спасибо, что есть эти две, и что кто-то нам дарит возможность посмотреть эти пьесы.       

Сергей Федотов периодически радует нас возвращениями любимых спектаклей, словно вытаскивая из любимого чемодана, стряхивая пыль и добавляя к ним новые «приправы». Вернулись на сцену булгаковская «Зойкина квартира», «Лейтенант» МакДонаха, а теперь и  Мандат», ставший первой постановкой театра.    

Обновленный спектакль опять вошел в репертуар умостовцев, оброс солидными декорациями и получил серьезное музыкальное сопровождение. Актерский состав, как всегда, неподражаем. Гротесковый психологизм, абсурдная неразрешимость ситуации, невероятная ирония – все это актерам Сергею Мельникову (Гулячкин), Алевтине Боровской (кухарка Настя), Виктории Проскуриной (Варька), Владимиру Ильину (Сметанич), Илье Бабошину (Сосед), Василию Скиданову (жених-анархист)  и всем, занятым в этой постановке, удалось приумножить и довести до предела в этой очень дерзкой пьесе, с которого когда-то и начался театр «У Моста».    

С возвращением очередной любимой постановки я очень надеюсь (и регулярно пишу об этом), что Сергей Павлович вернет и Шварца. Ну, пожалуйста. 

Елизавета Шандера

Портал MEDIAMODA