03.07.2017
Вызов «Трех сестер»
30 июня спектаклем «Три сестры» в постановке Сергея Федотова завершил 29-й сезон Пермский театр «У Моста». И мне лично показалось, что это очень глубоко символично, ставить точку в сезоне произведением такого идейно-смыслового содержания. Я в этом году видел несколько отличных премьер «У Моста»: это и зажигательная «Ханума» и мрачный «Макбет» и по бродвейски яркая «Сваха». Но «Три сестры» как-то по особому пришлись по сердцу. Может быть потому, что история начала двадцатого века как нельзя лучше описывает мир начала века двадцать первого.
Чем в первую очередь берут «Три сестры» в постановке Сергея Федотова? Уже наверное все знают, что стиль «Театра у Моста», его авангардность заключается в том, что здесь рассказывают историю так как ее описал и задумал автор. С костюмами той эпохи, с ее интерьерами и даже (как это не возмутительно для любителей вездесущего постмодерна) с тем же текстом, что написан в оригинале пьесы. Казалась бы такая малость – сыграть как хотел драматург. Но сходишь на какую-нибудь «постановку по классике» в ряде других театров и понимаешь, какое это счастье иметь возможность подключиться к гениальному первоисточнику, а не темным сторонам подсознания некоторых театральных деятелей, которые за истеричными экзальтациями на сцене скрывают лишь свою творческую бесплодность.
В «Трех сестрах» «У Моста» перед тобой спокойно и как-то по домашнему артисты проживают этот великий текст. Ловишь себя на мысли: как же это хорошо, как безопасно, спокойно. Никто не кричит в ухо, не закатывает истерик, не прыгает через рампу. Перед тобой раскрывается окно в другой мир, который просто живет сам по себе, а не на твою потеху. И это безопасное спокойствие погружает тебя в смыслы Чехова, дает возможность распознать образы и расшифровать намеки. Одним словом спектаклем созданы все условия для того чтобы заняться аналитической работой – тем за чем и надо ходить в театр. Зритель в театре должен работать. Было бы над чем, и были бы для этого необходимые условия. А в «Трех сестрах» есть над чем потрудиться.
В спектакле описана хронология гибели дома, гибели семьи, которые надо понимать как предостережение, а может быть и как диагноз врача Чехова, тому обществу и стране в целом, которым Чехов был современник. Врач описывает патологию, симптомы, исход и что самое главное этиологию – первопричины заболевания, с которыми в первую очередь и надо бороться, если недуг столетней давности поселится и в нашем организме – то есть обществе.
Мы видим как три сестры из аристократической интеллигентной семьи, отец которых был военный и перевез их из Москвы в провинциальную Пермь столетней давности, предаются мечтам о возвращении в потерянный рай Москвы, где как им кажется только и можно найти счастье в работе. Сестры – это образ русской интеллигенции: тонкие, чувствительные, образованные, мечтательные, часть из которых витает в облаках и все ждет, когда сможет приложить свои знания в дело, как будто этого нельзя сделать здесь и сейчас, а не в столице – когда-нибудь.
Дом сестер – это место встречи с военной интеллигенцией, представители которой также строят планы на улучшение мира: «Допустим, что среди ста тысяч населения этого города, конечно, отсталого и грубого, таких, как вы, только три. Само собою разумеется, вам не победить окружающей вас темной массы; в течение вашей жизни мало-помалу вы должны будете уступить и затеряться в стотысячной толпе, вас заглушит жизнь, но все же вы не исчезнете, не останетесь без влияния; таких, как вы, после вас явится уже, быть может, шесть, потом двенадцать и так далее, пока наконец такие, как вы, не станут большинством. Через двести, триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной, изумительной. Человеку нужна такая жизнь, и если нет пока, то он должен предчувствовать ее, ждать, мечтать, готовиться к ней, он должен для этого видеть и знать больше, чем видели и знали его дед и отец».
«Настанет новая, счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для нее живем теперь, работаем, ну, страдаем, мы творим ее – и в этом одном цель нашего бытия и, если хотите, наше счастье».
«И как бы мне хотелось доказать вам, что счастья нет, не должно быть и не будет для нас... Мы должны только работать и работать, а счастье - это удел наших далеких потомков».
Очень правильные, на мой взгляд, и высокие устремления, которых этому поколению (или типу) интеллигенции не суждено было реализовать. Постепенно, но с наступательной настойчивостью их планы и саму жизнь уничтожает враг, сущность которого так важно понять нам сегодня. Что это за враг?
Брат трех сестер Андрей женится на девушке Наташе, которую вводит в семью. И если сестры занимаются кто высокими материями, кто обучением детей в гимназии, то Наташа начинает обживать дом, захватывая в нем все больше и больше пространства. Она выселяет сначала сестру из своей комнаты, потом своего мужа Андрея, отменяет праздник для круга друзей дома сестер, хамски требует изгнания из дома постаревшей кормилицы сестер: «И чтоб завтра же не было здесь этой старой воровки, старой хрычовки... (стучит ногами) этой ведьмы!.. Не сметь меня раздражать! Не сметь! При мне не смей сидеть!» Делает она это в том числе под видом заботы о своем с Андреем маленьком сыне, которому дает животное имя «Бобик». Окружающая интеллигентная среда вроде бы как и замечает, возмущается таким поведением и даже ставит верный диагноз: «Не Бобик болен, а она сама... Вот! (Маша стучит пальцем по лбу) Мещанка!». «Ты сейчас так грубо обошлась с няней... Прости, я не в состоянии переносить... даже в глазах потемнело... Подобное отношение угнетает меня, я заболеваю... я просто падаю духом! Всякая, даже малейшая грубость, неделикатно сказанное слово волнует меня...».
Но, тем не менее, грубость остается безнаказанной, сестры съезжают сначала из своих комнат, а потом и из дома. Мещанка, выжившая интеллигентных хозяев, первым делом приказывает вырубить парк, как бы уничтожая священную рощу, в которой прежние хозяева исповедовали религию высокого духа и гуманизма. Андрей, заражаясь мещанским духом жены, бросает занятия наукой, свои мечты стать «знаменитым ученым, которым гордится русская земля» и довольствуется должностью секретаря земской управы, в которой председательствует любовник его собственной жены. Иногда сумерки разума отступают, он прозревает и проговаривает о той в чьи сети попал: «в ней есть при всем том нечто принижающее ее до мелкого, слепого, этакого шаршавого животного. Во всяком случае, она не человек… Иногда она мне кажется удивительно пошлой, и тогда я теряюсь, не понимаю, за что, отчего я так люблю ее, или, по крайней мере, любил...»
Другой персонаж-разрушитель – это офицер по фамилии «Соленый». Он также чувствуют ущербность по отношению к образованному и благородному окружению, обидчив, агрессивен к нему, но по-эпигонски фантазирует о своей схожести с Лермонтовым. Ревнуя и пытаясь доказать всем свою непонятую лермонтовскую суть он убивает на дуэли бывшего офицера, светлого и умного юношу - жениха одной из сестер – Ирины. И опять же никто не может остановить этого злого эпигона, из завести уничтожающего будущее и саму жизнь хороших людей: «Барон хороший человек, но одним бароном больше, одним меньше – не все ли равно? Пускай! Все равно!»
Эта «все равно», эта слабость перед агрессивным мещанством и бездарным эпигонством, эта последовательная сдача позиций приводят к тому, что люди, которые несли и должны были и дальше нести свет просвещения и возвышенных идей больше не могут одухотворять, спасать окружающий их народ и «искра божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери...», – восклицает в отчаянии Андрей.
Фактически эта слабость интеллигенции и погубила Россию Чехова. Мещане выжимали все соки из крестьян и рабочих, растаскивали по частям страну, а интеллигенция диссиденствовала, писала «Вехи» или предавалась бесплодным мечтаниям. В результате держава не выдержала свалившейся на нее нагрузки и рухнула в 1917 году. В момент сгущения разрушительных сил – во время пожара, уничтожившего большую часть города, один из геров разбивает дорогие часы, принадлежавшие матери трех сестер, как бы разбивая само время. Сестра замечает изменния, произошедшие с Наташей во время пожара: «Она ходит так, как будто она подожгла». Мещанке наиболее близка стихия разрушения. С этих пор начинается эпоха безвременья – время безраздельного властвования разрушительного мещанства. Чудовищных усилий стоило уже после революции из простого народа создать новую интеллигенцию, которая вернула стране время, а значит историю, вывела русскую культуру на новую ступень развития, создала лучший в мире театр, кинематограф, лучшую в мире науку.
Я уже говорил, что для меня «Три сестры» глубоко символичны и остро-актуальны. Уже давно во многих наших «домах», как когда-то в доме чеховских сестер поселились тупые, жадные и малообразованные мещане. Сначала их пригласили сами интеллигенты, купившись на их административную хватку. И мещане во дворянстве с радостью кинулись «оптимизировать» расходы, а потом и самих хозяев... Они благополучно обжились и выкинули, как «Наташа», из своих домов прежних владельцев. Назовите почти любое учреждение, орган или институт, и вы увидите там, выражаясь языком Чехова, это «слепое, пошлое, шершавое животное» при высоком положении, которое занято вырубкой «священной рощи», и уже воскликнуло: «велю понасажать цветочков, цветочков, и будет запах..» Будут там и бывшие интеллигенты вроде Андрея, смирившиеся и опустившиеся до роли услужения новым хозяевам жизни. Есть сейчас и свои «Соленые», этакие киллеры, отыскивающие талантливых людей, чтобы своей травлей и кознями извести все, что напоминает им об их пошлой вторичности.
И вопрос спектакля собственно состоит в одном. Будет ли к тонкости, возвышенности духа и чистоте интеллигенции добавлена решительность и воля поставить на место обнаглевшего от вседозволенности мещанина, омертвившего себя, и страстно стремящегося погасить «искру божию» во всем и везде? Театр «У Моста», который своей позицией сохранить, во что бы то ни стало традиции русского психологического и репертуарного театра, который с такой самоотдачей ставит такие пронзительные спектакли как «Три сестры», свой выбор давно сделал. Осталось, чтобы такой же ответ на вопрос дал и зритель. И тогда последняя фраза спектакля, исполнившего свою миссию, станет справедливой: «Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь».
Спасибо театру «У Моста» за этот незабываемый сезон! И с нетерпением ждем нового!
Павел Гурьянов
