30.06.2017
«Мелиховская весна-2017»: итоги и выводы. Часть 5. Часть «летописи», посвященная спектаклю «Три сестры»
- Главная »
- Новости »
- 2017 »
- «Мелиховская весна-2017»: итоги и выводы. Часть 5. Часть «летописи», посвященная спектаклю «Три сестры»
И помянут добрым словом...
У Пермского театра «У Моста», который почти тридцать лет назад создал и неизменно возглавляет прославленный режиссер, лауреат многочисленных премий – российских и зарубежных – заслуженный деятель искусств России Сергей Федотов, дружеские связи с фестивалем «Мелиховская весна» возникли совсем недавно. Наверное, это объясняется тем, что творчество А.П. Чехова до поры-до времени не попадало в сферу интересов режиссера. Наверное, в глубине души он примерялся к пьесам Антона Павловича, но, назвав когда-то свой театр мистическим, он ставил соответствующих авторов: Гоголя, Булгакова, Кафку, Шекспира, etc. И стал первым постановщиком и первооткрывателем для российского зрителя пьес загадочного ирландца Мартина МакДонаха.
Между тем, четыре года назад Федотов обратил свои взоры на чеховскую «Чайку», найдя в ней столь близкие его сердцу мистические черты. И организаторы мелиховского фестиваля пригласили федотовский спектакль в чеховское «великое герцогство». Было это в 2014 году, но пермская «Чайка» помнится до сих пор во всех подробностях. Как ни странно, она и внешне, и по сути оказалась сродни спектаклям, созданным С. Федотовым по пьесам любимого им М. МакДонаха. Режиссер погрузил зрителей в странную полумистическую атмосферу дома, в котором непременно должна произойти катастрофа. Открытием стала роль Нины Заречной, замечательно сыгранная молодой актрисой Анастасией Муратовой. Казалось, что эта прелестная девушка с копной огненно-рыжих волос, похожая на какую-то загадочную фею, сумела вместе с режиссером отыскать в душе своей героини необыкновенный свет, чистоту и веру.
Через два года после этого мелиховцы, не дождавшись от Сергея Федотова следующей работы по Чехову, но узнав, что он поставил «На дне» М. Горького, специально «под него» решили учредить программу «В гостях у Чехова», предположив, что в Мелихово вполне могли приезжать писатели – современники Антона Павловича. И что зрителю будет интересно понять связь двух писателей, определить параллели в их творчестве. Организаторы фестиваля не ошиблись. После фестиваля в одной из рецензий было написано, что «На дне» С. Федотова – это даже не спектакль, а настоящее театральное явление, ознаменовавшее собой некую качественно новую ступень в освоении русского психологического ансамблевого театра.
После этого взаимная тяга «Мелиховской весны» и Театра «У Моста» усилилась. И все ждали, что же теперь скажет прославленный режиссер?! Он медлил. И автор этих строк вынужден признаться, что применил «запрещенный прием». Зная гордость Федотова и его вполне объяснимое режиссерское тщеславие, я решил, как он сам выражается, «взять его на слабО»! Т.е. спросил в одной из бесед, осилит ли он еще какую-нибудь пьесу Антона Павловича? Употребить слово «осилит» применительно к Федотову означало бы всерьез оскорбить его. Но он все понял и простил незадачливого собеседника. В результате у него родилась мысль о «Трех сестрах». Причем, режиссер пообещал сыграть в Мелихове премьеру. И экспертный совет «Мелиховской весны» вопреки правилам включил в программу фестиваля еще не поставленный спектакль! Сергей Федотов, будучи человеком слова, сдержал обещание и показал в Мелихове премьеру! Уму непостижимо, как он и его подопечные умудрились за два с небольшим месяца создать свой спектакль, невзирая на невероятно напряженный график гастролей театра, в том числе зарубежных! Репетиции проходили постоянно: в купе поездов, номерах гостиниц и, наверное, даже в салонах самолетов.
И вот, наконец, на небольшой сцене мелиховского «Театрального двора» зрителям был явлен результат этой неимоверно сложной работы. Причем, это случилось два раза: первый раз в соответствии с афишей, второй – внепланово. Дело в том, что вокруг будущего спектакля возник такой ажиотаж, что билеты на запланированный вечерний спектакль были распроданы буквально за неделю. Поэтому организатором фестиваля вместе с Сергеем Федотовым пришлось пойти навстречу пожеланиям трудящихся и объявить внеочередной дневной спектакль. Так что труппа Театра «У Моста» в очередной раз напряглась и сыграла премьеру два раза подряд!
Перед приездом в Мелихово режиссер в небольшом интервью рассказал автору этих строк следующее: «Действие пьесы «Три сестры» происходит в Перми. Поэтому наш спектакль – и о Перми тоже. Наташа – истинная пермячка – провинциальная, наивная, чистая. Никто не предполагает, что вскоре она превратится в пантеру, хищницу, когда родит своих «котят». А Ольга, Маша, Ирина – интеллигентные москвички, генеральские дочки, голубая кровь. Здесь, в Перми, они чужие, лишние люди. Поэтому держатся особняком. Они ведь здесь временно, и надеются скоро переехать «в Москву, в Москву, в Москву...» Рядом с ними – офицеры. Белая гвардия. Гордость и основа России. Они не подозревают, что совсем скоро многих из них расстреляют большевики. А других сошлют в лагеря. Но за ними поедут сестры, как декабристки. А Наташа сумеет хорошо пристроиться и при новой власти. И Андрея пристроит».
Рецензенты в своих отзывах иногда пытаются одним словом определить, о чем тот или иной спектакль?! И если это пресловутое «о чем» сформулировать невозможно, считают, что в нем нет какой-то сквозной мысли и темы. Режиссер Сергей Федотов никогда не стремился к «концептуальности» и однозначности формулировок, к режиссерскому «давлению» на автора (что в случае с Чеховым невозможно в принципе!) И, наверное, поэтому Федотов кому-то может показаться «традиционалистом», отстаивающим в своих спектаклях незыблемые, на его взгляд, основы русского психологического театра. Его артисты не ругаются матом, не используют язык глухонемых, не ходят по сцене нагишом, не квакают в болоте (может быть, кто-то запамятовал, но была одна такая «Чайка», в которой известные актеры вели себя именно так). Команда пермского театра вместе со своим режиссером всегда (а в данном случае – тем более) пытаются приблизиться к автору, прикоснуться к его миру, донести, не расплескав «по дороге», его мысли и чувства до зрителя, влезть в души чеховских персонажей, воплотить на сцене тончайшую и трагическую атмосферу их жизни. И сохранить в неприкосновенности величайшую драгоценность – чеховский текст!
Сергей Федотов в очередной раз пронзил сердце зрителей своим трепетным отношением к театру, к России, к Мелихову, к Чехову. Это отношение проявилось, во-первых, в изумительной, скрупулезной сценографии, где каждый гвоздик был прибит тщательно и с любовью, любая картинка или фотография на стене имели свой смысл и историю, а скромные, но торжественные колонны создавали дивный образ дворянского дома. Восхитила прелестная печка в изразцах (жаль только, что не в синих), тепло которой ты ощущал почти физически!
Или, например, изысканный дубовый столик на одной резной ножке! Я уже не говорю о потрясающем сценографическом решении обоих порталов сцены. Слева режиссер соорудил узкий коридорчик-карман, в котором помещались, если это было необходимо, практически все действующие лица спектакля. (Некоторые артисты Мелиховского театра, зная, как свои пять пальцев, «Театральный двор», удивлялись «бездонности» этого «кармашка» и поговаривали о том, что «мистик» Федотов сумел даже раздвинуть пространство!) Правый портал Федотов перекрыл прозрачной раздвижной стенкой-витражом, выходящим на периодически открывающиеся ворота бревенчатого сруба «Театрального двора». Что позволяло в некоторых «пленэрных» сценах видеть дивную природу Мелиховского заповедника с прекрасными липами и цветущей сиренью, а в третьем действии пьесы – сполохи горящего дома на пожаре.
Эта прозрачная стенка стала местом одного из самых трагических эпизодов спектакля: сквозь нее несчастный, одинокий Кулыгин видит сцену прощания своей жены с Вершининым и их страстный последний поцелуй.
Как выяснилось позже, из всех привезенных Федотовым предметов декорации в тесном «Театральном дворе» поместилась лишь половина. Можно только представить, как выглядит спектакль в родных стенах Театра «У Моста»! Кстати, во втором акте спектакля режиссер-сценограф использовал прием, который уже был апробирован им в «На дне». Он практически полностью оголил стены гостиной, в которой происходят главные события спектакля. И гостеприимный, светлый и уютный дом в мановение ока превратился в осиротевшее жилище, в котором не найдется места красоте и полету души, и все будет подчинено железной целесообразности. И эта мощная метафора, предсказывающая скорую катастрофу дому, а потом и стране, вселяет в твою душу леденящий холод и тоску...
Но главное в этом спектакле, конечно, это виртуозное сценическое плетение «кружев» событий великой пьесы и судеб героев. И, как всегда, точная и тонкая простройка каждой роли и взаимоотношений персонажей, когда мимолетный жест или взгляд могут значить порой гораздо больше, чем иной монолог. И ты, как по мановению волшебной палочки мага по имени Сергей Федотов, оказываешься вовлеченным в загадочное энергетическое поле дома Прозоровых и череду повседневных, но «судьбоносных» событий, происходящих с его жителями и гостями. В самом деле: все здесь идет своим чередом, обыденно, без всплесков и «всполохов». Но, при этом, ты чувствуешь нарастающее внутреннее напряжение драмы, которое накапливается постепенно, исподволь, и, в конце концов, достигает масштабов высокой трагедии, из которой нет выхода.
Как всегда, поразила ювелирная работа Сергея Федотова с артистами. Многие зрители, в том числе, автор этих строк были счастливы увидеть своих любимцев в их новых сценических ипостасях, которые, сохраняя свою яркую индивидуальность, перевоплотились в далеких и известных им только по книжкам благородных, для чести живых людей, «которые пьют чай, носят свои пиджаки, а в это время рушатся их судьбы». Я был очень рад познакомиться и с не знакомыми мне ранее артистами, порой совсем еще юными, которые смогли впитать энергию и страсть, свойственную их режиссеру, и, пропустив ее через свои сердца, отдать ее без остатка зрителям. Не могу не отметить еще одно их качество, о котором раньше как-то не пришлось написать. Думаю, что не один я чувствовал, что все они не просто работают, а испытывают огромное наслаждение, даже не играя, а живя в этом спектакле. Этим чувством буквально озарены их лица, его подделать нельзя! При этом, не стану идеализировать ситуацию. К моменту показа в Мелихове не все актеры обжили свои роли, некоторые были немного скованны, не вполне естественны, чуточку «выступательны». Но, фиксируя это привередливым глазом обозревателя, я тут же задавал себе вопрос: «А часто ли ты видел, чтобы на ПЕРВОМ спектакле все проходило бы без сучка и задоринки?!» А ведь по сути дела это и был первый официальный премьерный показ, если не считать нескольких прогонов со зрителями в Перми!
К сожалению, формат такого рода статей не позволяет подробно рассказать обо всех участниках этого замечательного спектакля. Но о некоторых из них не написать не могу. Порадовала пара Федотик-Родэ (соответственно – Сергей Мельников и Эдуард Гурский) – еще совершеннейшие «пацаны», добрые и наивные, бренчащие на гитаре и забавляющиеся крутящимся волчком, явно влюбленные в сестер. Но есть в них какая-то затаенная, тщательно скрываемая печаль, и ты понимаешь, что этим юнцам не сегодня-завтра предстоит пойти в бой и сложить свои буйные головушки. Признаюсь, в очередной раз удивил С. Мельников. Мне на этом спектакле иногда казалось, что это – актер дебютант: столько в его глазах и повадках было радости и упоения сценой! А ведь Сергей – опытнейший артист, один из ведущих, сыгравший в своем театре не одну выдающуюся роль! Такое не сымитируешь...
Тузенбах (Василий Скиданов) и Соленый (Лев Орешкин) явили собой яркий пример, подтверждающий закон физики о притягивании разнополюсных магнитов. Первый – небольшого роста, коренастый, стесняющийся всего и, прежде всего, своей фамилии, любящий Ирину какой-то вкрадчивой, не показной любовью и так же вкрадчиво уходящий на смерть. Второй – мощный, огромного роста, импозантный, решительный, жесткий и страшный, тоже переполнен комплексами. Его не любят, не слушают, не принимают всерьез, поэтому ему постоянно хочется что-то доказать. Пусть даже глупостями, которые ему кажутся остроумными. Этот Соленый производит настолько отталкивающее впечатление, что я почти реально почувствовал запах трупа, исходящий от его огромных лапищ!
Интересно и необычно сыграл своего Кулыгина Илья Бабошин. В этом громогласном (хорошо поставленный учительский голос!), самоуверенном и не блещущем умом человеке тоже есть своя драма. Не настолько он глуп, чтобы не видеть то, что творится с его женой. Он не может не видеть, какая духовная бездна разделяет его и Машу и понимает, что каждая его эскапада может оказаться роковой для их отношений. Поэтому даже не пытается вмешаться в происходящее. В уже упомянутой щемящей сцене прощания Маши и Вершинина твоя душа разрывается, и ты даже не знаешь, кому сочувствовать больше...
Очень странен Андрей Воробьев в роли Андрея Прозорова. Этого человека, склонного к необдуманным и импульсивным поступкам, буквально сжигает внутренний дьявольский огонь, глаза горят каким-то неугасимым блеском. И ты понимаешь, что жизнь его не окончится в тихом семейном кругу. Он либо убьет жену с любовником и пойдет на каторгу, либо застрелится сам. Но бросить все и спокойно уйти, как ему советует Чебутыкин, у него не хватит пороху.
ВершининЕгора Дроздова сдержан, невозмутим и по-военному строг. Единственный его недостаток, который, как понимает читатель, быстро проходит, это его молодость. Которая пока мешает ему по-настоящему почувствовать драму и его нелегкой жизни, и происходящих вокруг него событий.
В облике и повадках Наташи (Мария Новиченко) есть что-то змеиное. И дело даже не в том, что она высока, статна, у нее тонкий стан, рыжая копна волос (такие же я, пожалуй, видел только однажды, и тоже в Театре «У Моста») и серые, пронзительные глаза. Ее внешне приветливая улыбка таит в себе страшную угрозу. И ты видишь, что она, улыбаясь, любого может ужалить так, что мало не покажется. И все инициируемые ею изменения в доме, перемещения сестер из одной комнаты в другую и изгнание няньки – только цветики по сравнению с теми «волчьими ягодками», которые она еще преподнесет окружающим.
Осмелюсь повторить то, что сказал о Наташе на обсуждении спектакля. Когда она по-хозяйски взглянула через прозрачную стенку во двор и произнесла известную фразу: «Велю прежде всего срубить эту еловую аллею, потом вот этот клен. По вечерам он такой страшный, некрасивый...», я поежился: мне стало боязно за дивную природу Мелиховского заповедника!
Каждый раз, когда я вижу персонажей моего любимого пермского артиста Владимира Ильина в каких-то новых спектаклях, меня так и подмывает сказать банальную фразу, что он как будто бы родился для этой роли. И это вовсе не красивые слова. Этот грандиозный актер, не используя каких-то явных внешних приспособлений, умеет на редкость точно и умно присвоить любую роль: будь то макдонаховский однорукий маньяк, гоголевский Явтух или горьковский пьяный шулер-философ Сатин. Актеры называют такое качество природной органикой, психологи – эмпатией. То же произошло и в «Трех сестрах». Его Чебутыкин немного мрачен, угрюм, как-то раздраженно, а порой и недобро остроумен.
Ты чувствуешь, что его снедает какая-то грусть-тоска по несостоявшейся жизни и неразделенной любви. И предчувствие трагедии, которую он не в силах предотвратить. Отсюда, как некая защитная реакция, злая ирония: «Одним бароном больше, другим меньше – не все ли равно?» И прощается он с сестрами как-то обреченно: ты видишь в его глазах предчувствие, что его любимым девочкам не суждено стать счастливыми. А его неприкаянная жизнь скоро закончится.
И, наконец, несколько слов о главных героинях этого действа. Сестры Прозоровы, несмотря на то, что воспитывались в одном доме, не похожи друг на друга ни внешне, ни душевными качествами. Впрочем, этой непохожестью они лишь дополняют друг друга. Похожи они лишь в одном – в том, что бесконечно одиноки. Но у каждой одиночество свое. Маша Анастасии Перовой – натура страстная, независимая и прямая. Она не старается изображать из себя особу голубых кровей, не кичится хорошими манерами и образованием. В ней больше простой русской бабы, чем благовоспитанной полковничьей дочери. И поэтому она практически никогда не скрывает своих чувств: если ненавидит (как своего опостылевшего мужа), то в открытую. А если любит, то наотмашь, во всю силу своей соскучившейся по большому чувству одинокой русской души!
Ольга, напротив, сдержанна, внимательна и утонченно интеллигентна. Она тоже одинока, но переносит это состояние своей души стоически. Играет ее потрясающая актриса с прекрасной театральной фамилией Алевтина Боровская. Вот уж кого без преувеличения можно назвать чеховской актрисой! До сих пор не могу забыть ее страстную, порывистую и несчастную Машу в «Чайке», о которой уже говорилось выше. Впрочем, Алевтина – равно и горьковская, и гоголевская, etc. актриса. И так же, как ее старший коллега В. Ильин, обладает поразительным даром эмпатии.
Ее Ольга – это квинтэссенция благородства, женственности, душевной чуткости, ума, великодушия, таланта. Будучи старше своих сестричек, она все про них знает и понимает. И предчувствует их драму. Но остановить не может, уповая на их природный ум и ангела-хранителя. Надеется она также на то, что и к ней когда-нибудь придет счастье. Но Ольга Сергеевна Прозорова Алевтины Боровской, увы, не способна упорно добиваться своего счастья. Она будет его всю жизнь ждать. Наверное, ей нравится неказистый и смешной Кулыгин. Но как можно даже подумать что-то подобное о муже сестры! Даже несмотря на то, что сестра и в грош его не ставит. И не воплотится в жизнь хрустальная мечта Ольги о любимой Москве. Тем более, что здесь, в Перми, ее жизнь уже обрела смысл. Она – единственная из всех окружающих ее людей свято выполняет миссию, возложенную на нее судьбой – несет людям образование и культуру. И это, поверьте, не общие рассуждения об этой чеховской героине в принципе. Это все есть в дивной Алевтине Боровской, по-настоящему почувствовавшей в этой роли под руководством своего мастера, что значит «жизнь человеческого духа».
Счастливым открытием для всех зрителей, даже хорошо знающих труппу Театра «У Моста», стала юная актриса Екатерина Красногирова в роли Ирины. Про нее хочется сказать словами одного моего близкого человека – «цветочек лазоревый». И первое, что приходит на ум при взгляде на Ирину, это строчки Александра Сергеевича:
В глазах родителей, она
Цвела как ландыш потаенный,
Не знаемый в траве глухой?
Ни мотыльками, ни пчелой.
Но Ирина Екатерины Красногировой вызывает вовсе не умиление или щенячий восторг. Ты как будто физически ощущаешь свет, идущий от этой прекрасной девочки. И понимаешь, почему к ней тянутся люди и находят любой повод, чтобы пообщаться, побыть в «орбите» ее ауры. Она переполнена счастьем бытия, тем, что живет среди прекрасных, любящих людей, готова обнять весь мир и полететь, как Наташа Ростова или Катерина в небо! Ирина, как и обе ее сестры, умна и благородна. Но пока еще чуточку легкомысленна. Поэтому ее не очень-то беспокоит то, что сама она пока не полюбила. Она уверена, что все это придет, сбудется. И поэтому случившееся с Тузенбахом для нее становится даже не громом среди ясного неба, а обретением какой-то иной ранее неведомой реальности. Но в этой реальности, как ни странно, Ирина проявляет твердость духа и на твоих глазах как будто взрослеет. Не побоюсь высоких слов и скажу, что приход Екатерины Красногировой в Театр «У Моста» стал серьезным событием и влил в его и без того здоровые жилы новую молодую кровь. Я очень надеюсь на ее новые роли, и особенно к классическом репертуаре.
Эпилог. Не забуду, как на обсуждении спектакля «Три сестры» почтенные критики не могли наговориться, насытиться общением с Сергеем Федотовым и его артистами. Потому что такие спектакли окрыляют. И делают тебя умнее, добрее и милосерднее. Я благодарен режиссеру и его команде за бережное и трепетное отношение к Антону Павловичу Чехову, за то, что они заставили радоваться и плакать, сопереживая повествованию о негромкой жизни трех потрясающих женщин, стремящихся к любви, но не обретающих ее. В финале Ольга произносит удивительные слова: «Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь».
Сергею Федотову и его единомышленникам удалось то, о чем мечтала Ольга: они помянули добрым словом и благословили тех, кто жил тогда. И их страдания перешли в радость для нас.
Павел Подкладов