Пермский Театр «У Моста»

Версия для слабовидящих

11.06.2017

Мракоборцы. Ольга Сударикова о спектакле Пермского театра «У Моста» по пьесе Мартина МакДонаха «Череп из Коннемары»

Постановка «ЧЕРЕП ИЗ КОННЕМАРЫ» стала одним из самых очаровательно-мрачных спектаклей фестиваля (режиссура и сценография – Сергей Федотов). 

Пермский Театр «У Моста» проник, кажется, в самые глубины непростой драматургии М. МакДонаха, сделав произведения ирландца ключевыми в своем репертуаре. Многолетнее срождение с идеями писателя теперь уже чуть ли не определяет мировоззрение худрука и режиссера Сергея Федотова и подход актеров к творчеству. 

Гротесковый психологизм в спектакле гармонично сочетает с «черным» юмором и доводит таинственное, порой абсурдное звучание пьесы до самых высоких нот. 

Было что-то мистическое даже в том, что Орел встретил пермяков ливнем: в первом действии, насквозь промокшие от дождя персонажи спектакля входят в аскетичное жилище не совсем радушного хозяина – могильщика Мика Даута. 

Он вот-вот должен приступить к ежегодной эксгумации земляков, дабы освободить место на кладбище для новых бедолаг. Мужчине, который и без того не в восторге от предложенной миссии, в этом году предстоит разрыть могилу собственной жены, с обстоятельствами смерти которой не все ясно… 

На помощь и в наказание ему волей судьбы дан здоровый детина Мартин, не отличающийся ни умом, ни моралью. 

Руководить процессом старается местный горе-полицейский Томас Хэнлон, жаждущий славы великого сыщика. 

Мужскую компанию разбавляет старушка Мэри Рафферти, у которой две радости в жизни: лотерея «Бинго» и виски. 

Эти герои ни на что не претендуют и никуда не спешат, оттого темп спектакля становится очаровательно тягучим. Есть пленительная длительность и вместе с тем какая-то тяжесть мигрени во всех этих пустых разговорах, сиюминутных перебранках, вспышках гнева, громком смехе. 

Постановка, как человек, имеет свой характер, душу, облик. И зритель принимает все это без условностей и уступок, как стеклянный глаз моряка, как бородавку на носу старухи. 

Сцена словно делится на два мира, неожиданно, но верно перетекающих друг в друга: обстановка маленькой грязной комнаты и кладбище, пугающее шоковой реалистичностью. Холод тумана пронизывает до костей, звуки кажутся воззванием мертвецов, засохшие деревья – призраками. Даже немного коробит привычка, с которой герои относятся ко всей этой мрачной взвеси. Это их обыденная среда, в которой формировалась и росла душа, которая когда-нибудь заберет с собой… 

Если большинство спектаклей фестиваля – о жизни, этот, безусловно, посвящен смерти. 

Смерти как логическому концу. Смерти – как жизненной привычке. Смерти как наказанию. Смерти, как терзающей тайне и нависшей угрозе. Смерти как неприятной данности, но не избавлению. 

Отчаяния абсолютно нет, как, впрочем, и разочарования. Есть привычка и необходимость. Правда, в какой-то момент в душе могильщика разгорается жестокий бунт – против мира, против себя, против сплетен, против глупости. Оказывается, и смерть не последняя черта. Есть еще что-то более страшное, сродни неистовой войне с костями, собственноручному убийству своей души в живом пока теле. 

Характерные для МакДонаха темы в постановке умножены и доведены до предела, раскалены добела. 

Здесь нет чувствительных натур и тонких характеров. Для всех намного важнее загадка чужой смерти, а не своей жизни. 

Мэри Рафферти, безусловно, интересная, яркая, трагичная и комичная старуха готова самые страшные подозрения разменять на алкоголь. 

Томас Хэнлон служит не закону, а честолюбию, оказывается тем еще психопатом. 

Мартин… О нем разговор особый. В первом действии герой предстает здоровенным придурковатым детиной, типичным представителем, скорее, Техаса, нежели Ирландии. Как реп нараспев он читает свои нескладные мысли, по-детски наивно забавляется с черепами – клевыми старыми штуками. 

Но потом подсознательно чуть ли не в традиции Достоевского принимает страдания, словно понимая, что мотивы обидчика сильнее преступления, а признание страшнее всякого суда. 

Абсолютного чуда не случается, но детина, оказавшийся в двух шагах от смерти, вдруг понимает: в мире должно быть уважение – и к умершим тоже… А зритель воспринимает-таки Мартина как простого доброго малого, который решает, что любит жизнь в любом случае. 

Основная мишень юмора спектакля – беспросветное невежество, оторванность от корней. Драматизм здесь переплетается с темой формирующей среды: черепа на столе смотрятся страшнее, чем в гробу. Человек, выросший среди могил, будет воспринимать кладбище, как родину. Воспитывающийся среди мерзавцев, найдет мораль в их поступках.  С любовью и нежностью в спектакле говорится лишь об умершей супруге Мика Даута. Будто лишь она живая. 

Могильщик облекает в гнев свою безысходность, испепеляя, возможно, последнее ценное, что оставалось в его душе, но жизнь продолжается. В таком привычном хаосе покой даже не снится. 

Актеры говорят о некрасивости смерти, а обстановка – о некрасивости жизни. Но есть один момент, когда все вокруг пронизывается грустью и, как ни странно, смыслом. Мик Даут нежно обнимает череп жены и сидит так. Долго. Долго. Но вместо ответа и прощения лишь зловещий дым… 

В этом мрачном спектакле было кое-что светлее и пронзительнее даже чем луч фонаря, рассеивающего кладбищенскую тьму, – работа актеров (Владимир Ильин, Василий Скиданов, Илья Бабошин). Их герои, какими бы ни были абсурдными и экстравагантными, ни на миг не казались странными. Для шуток не было запретных тем, потому что эти люди целиком и полностью вовлечены в круговорот мира, в котором за жизнью – смерть, за смертью жизнь, за плачем – смех. Не было ощущения игры с запретом или протеста, несмотря на весь драматизм и напряженность. 

Персонажи словно вечно существовали под гнетом могильной плиты, но не стали униженными или оскорбленными. 

Пускай страшная, но все же гармония, в спектакле объединила самые важные и бессмертные темы. Там, где, должно было быть сумасшествие, вылилось отчаяние. Гнев рассеялся о братские объятия. Правдоподобность скрестилась с символизмом. 

В сущности, ничего не изменится. На следующий год могильщик вновь приступит к работе. Это и есть продолжение и преемственность. С жизнью и смертью трудно примириться. Но всегда трудно удержаться от того, чтобы не поиграть с ними.

Если говорить, возвращаясь к неповторимой манере МакДонаха – классный выдался денек.

 

Ольга Сударикова

Фото – Александра Сонина