Пермский Театр «У Моста»

Версия для слабовидящих

30.04.2016

О спектаклях «Панночка» и «Калека с Инишмана», представленных на московских гастролях

Русский как иностранный / Иностранный как русскийО спектаклях «Панночка» и «Калека с Инишмана», представленных на московских гастролях Пермским театром «У Моста» Сергея Федотова

 

Первое необходимое отступление.

Я видел только два спектакля из трёх, привезённых театром в Москву, – два вечера подряд, в театре ГИТИСа имел счастье видеть «Панночку» по пьесе Нины Садур и «Калеку с Инишмана» по пьесе Мартина МакДонаха. Жестоко жалею, что не посмотрел третий спектакль «На дне», но так уж сложились звёзды, что придётся восполнить этот пробел позднее. Поэтому с вами, дорогой читатель, я могу говорить лишь о феномене двух спектаклей, вернее, о том, какие мысли вызывает сопоставление «Панночки» и «Калеки с Инишмана». Второе необходимое отступление.

Актёры сыграли вдохновенно, сгустком режиссёрской энергии Сергей Федотов незримо присутствовал на сцене и в зале, я отбил ладоши, аплодируя вместе с публикой, – о нюансах работы отличных профессионалов обязательно расскажут профессионалы – театральные критики, мне же глупо выставляться знатоком театра, поэтому я скажу о том, что важно для меня, как писателя. Я намеренно не хочу использовать мутно-трескучий словарь вроде «смыслы», «интенции», «бифуркации» и прочий словесный хлам, поэтому постараюсь выразить свои мысли простой родной речью. Сейчас готового решения у меня нет, поэтому прошу вас следить за моей логикой, возможно, вы найдёте огрехи, захотите поспорить – в любом случае, делюсь впечатлениями и рассуждениями – для вашего размышления.

Теперь вводная.

Театр «У Моста» представляет собой не просто коллектив профессионалов, а единый организм; и общая заслуга, и каторжный труд, и талант – и Сергея Федотова, и актёров – в том, что они слились в единый сценический организм, живущий в едином пространстве-времени – и то, как на сцене изменяется скорость повествования, паузы чередуются бешеным темпом событий, шёпот и меланхолия сменяются взрывом эмоций, актёры воплощают разные народы и эпохи – всё говорит о том, что театральный организм «У Моста» здоров, молод, энергичен, не подволакивает ножку и не тратит время на «урезание маршей» актёр-актёрычей с подмигиванием дрессированной публике.

Подчеркну ещё раз, я считаю этот момент принципиально важным, – мы имеем дело с живым театральным организмом – и, раз мы говорим о живом театральном организме, то у нас появляется возможность рассмотреть особенности его взаимодействия с двумя произведениями разных культур – русской и ирландской.

Это второй принципиальный момент – «Панночка» до мозга костей ведьмы говорит о русских людях православной культуры, а «Калека из Инишмана» - до вскользь брошенных шуточек о священниках-педофилах – говорит о добропорядочных ирландских католиках. И козаки Садур, и рыбаки МакДонаха – бедняки, живущие суровой жизнью. И в жизни этих бедняков происходят сверхъестественные события – в малороссийской деревне чудит нечистая сила, а на ирландском острове чудит… Голливуд. И как русские православные люди живут в мире, где бесовщина обыденна, и как ирландские добрые католики живут в мире, где обыденной является бесовщина распада католицизма – можно понять по тому, как по-разному реагирует на эти «электрические разряды» живой театральный организм.

Русский театральный организм.

Наша нечистая сила ВСЁ ЕЩЁ ОТДЕЛЕНА от мира людей, пусть даже воплощена в Панночке и страхах селян. Между миром живых и миром нечисти всегда есть ощутимая граница, которая невольно, подчёркиваю, невольно, неосознанно воплощается и автором, и актёрским организмом – эта грань крестного знамения, молитвы, заклятия, проклятия, страха, веры, сомнения, любви - и актёры проживают эту границу именно так, как русский человек, даже лютый грешник, никогда границу не ощущает, но вдоль этой границы идёт. По грани безумия и веры идёт Хома Брут, о невидимую грань бьётся Панночка, грань разделяет похоть и любовь Хвеси, грань разделяет буйную силушку Явтуха от покорности воле сотника. Эту грань неощутимо для себя выстраивает Нина Садур средствами русской речи, эту грань выстраивает Сергей Федотов всем сценическим движением и акцентами, переход через эту грань пугает публику до вопля.

Это пограничье русской метафизики.

Ирландская нечисть УЖЕ РАСТВОРЕНА в мире людей. Они все – и МакДонах, и персонажи пьесы – пропитаны, испачканы нечистью. И это не просто католическое ощущение греховности жизни, это уже, подчёркиваю, уже обыденность, почти согласие со Злом. МакДонах совершенно осознанно расставляет эти маркеры прогрессивной европейской пьесы, рассчитанные на лёгкое узнавание прогрессивно мыслящими критиками и прогрессивной публикой – тут тебе и растлённая священником невротичка Хелен, и её брат аутист Бартли (с намёком на гомосексуальное растление опять-таки священником), и любовь ублюдка Билли к бросившим его родителям, и тихое сумасшествие тёток, самоотверженно воспитывающих калеку – во всей пьесе граница между добром и злом намеренно убрана волей автора.

Такое уж пограничье европейской инфернальности.

И особенно интересно видеть, как живой организм театра «У Моста» по-разному решает задачу воплощения в таких мировоззренчески разных пространствах – пространстве Садур и пространстве МакДонаха. В «Панночке», внутри экспериментального русского хоррора Садур, Сергей Федотов проводит второй эксперимент по изменению сценической речи – если в начале спектакля герои говорят на почти современной «иностранной» мове, несвойственной для аутентичной малороссийской речи Садур, то, по мере продвижения к финалу, мова сменяется русской молитвой Хомы, жарким воплем-заклятьем Панночки. И вот тут для меня загадка – я пока не нашёл для себя ответ – насколько этот поиск интуитивен – или тут работает уже наша национальная энергия, когда невозможно передать энергетику финала "иностранной" мовой – и тогда живой актёрский организм родной речью, с бешеной экспрессией открывает метафизическую границу – фактически актёры представляют историю а капелла, они её поют, органично-естественно – и незаметно для себя делая эту сугубо русскую пьесу понятной иностранцам на уровне энергий.

Такова певучая энергия русской метафизики.

В «Калеке с Инишмана», внутри расчётливой прогрессивной пьесы для прогрессивной европейской публики (или для нашей публики, считающей себя прогрессивной), Сергей Федотов, наоборот, обыгрывает каждый «маркер МакДонаха» сугубо индивидуально, задавая каждому актёру свой ритм внутри сложного узора пьесы, переводя «иностранный» на русский. Удивительно видеть, как басовые ноты «тётушек» и «малыша Бобби» сплетаются с синкопами Калеки Билли, красотки Хелен и её братца Бартли. И здесь актёры уже не поют, каждый из них исполняет свою партию, свой рисунок, ударные соло, словно единый набор инструментов, – и мы видим уже не русский хор, но ритмически безупречный биг-бэнд. Так гремит медью и «синкопит» европейски-рациональная инфернальность, переведённая для нас на нашу родную речь.

Вы уж извините, дорогой читатель, что я так долго подбирал правильные выражения – я так медленно думаю – но, наконец, ноги нащупали тропу, нужные слова найдены, – именно так и получилось у театра «У Моста» - воплотиться – русским хором в русской пьесе – и биг-бэндом в ирландской. Эта разница между интуицией и рациональностью, между миром, где Зло ограничено в правах, и миром, где оно уже проникло в души, между метафизикой и инфернальностью – это нельзя было бы увидеть, почувствовать, прожить – если бы не эксперименты Садур и МакДонаха, если бы не эксперименты Сергея Федотова, если бы не высочайший профессионализм актёров.

Я ещё буду думать и думать. Здесь есть над чем думать долго.

Удивительно, конечно.

Но это и есть настоящий театр.

 

Дмитрий Конаныхин, писатель