23.05.2012
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ. (О ТРЕХ СПЕКТАКЛЯХ ТЕАТРА «У МОСТА»)
Чудными путями оказался я в Перми и решил узнать, чем театр «У моста», очаровавший меня «Красавицей...» в Петербурге, занимается помимо фирменного Мак-Донаха.
Впрочем, Г.В.Коваленко, переводчик и театровед, всегда начинает драться и материться, когда фамилию ирландца произносят Мак-Донах. Надо Мак-Дона. И вот я у пожарной каланчи с православным крестом. Очевидно, в нынешней Перми, городе ироничном, «прикольном», и должен был родиться театр странный. Не берусь определить процент мистичности в каждом из трех виденных мной спектаклей. Однако и в хорошо знакомом «Бальзаминове» есть надежда на чудо. И оно-таки происходит. Кстати, при всей хитроватости, сверкающей из очей главного режиссера, при всей мистификационности вступительных слов перед началом представлений, театр по-своему выполняет утешительную миссию. «Дракулу» Федотов соединяет с «Летучим голландцем», и милая девушка Мина дарует графу покой. Чете Мастеров дарует покой Сатана. Мишеньке тоже, вероятно, уготован вечный покой в удушающих объятьях Белотеловой. Вас такой покой не устраивает? А Вы чего хотели?
Что привлекает в мостификационном театре. В том, что он умело перекидывает мост от бьющей в нос традиционности к бьющей в нос современности. И камзолы на месте, и герои нашего времени на своих местах. В одном журнале я вычитал, будто современная молодежь более всего интересуется фильмами и книгами про вампиров. Вот в Перми тебе и «Дракула» и «Упырь». Не хватает только родоначальника вампиров, лорда Рутвена, и сухово-кобылинских вурдалаков. С вампирами дружу давно, с тех пор, как занялся «Смертью Тарелкина», поэтому хорошая вампирическая атмосфера мне близка. Главное, пермские вампиры — хорошие люди. Разве не жалко Ренфилда — Александра Шаманова, которому хотя бы жирного кота засосать? И эротическую троицу извивающихся дамочек-вампирок, ее держат на голодном пайке, жалко. А уж как жалко активистку Люси (Марию Сигаль). Всякий активист непременно высасывает кровь из окружающих. Но Сигаль с ее «ироническим глазом» ищет добра, а ее расчленяют с активной деловитостью. Я уже не говорю о самом Дракуле, бесплодно ищущем идеал. Он его находит, получив удар кинжалом от инженю Мины, почти комсомолки (Марина Бабошина). У Стокера цыгане таскают с собой ящик с перманентно мертвым Дракулой. Здесь голова аристократа торчит из ящика,как фикус и с веселым интересом следит за происходящими катаклизмами. Приятно было, между прочим, увидеть графа после смерти, запросто стоящего у контроля ,встречающего зрителей перед «Бальзаминовым».
«Дракула» — собственное мостостроительство. Из театральной вампирологии можно вспомнить разве что давнего «Упыря» Г.Тростянецкого в Театре на Литейном и «Бал вампиров» 2011 г. в Театре Музкомедии. Мастеров с Маргаритами не счесть. Правда, все не радуют. Что радует в Федотовиане? Умение смело, по-воландовски, орудовать с пространством. И смерть Берлиоза хороша, и, конечно, сцена Бала. Помимо этого пермский Бал экспрессивен, а в фильме Бортко скучен до зевоты. В сцене есть крещендо — не хотелось бы оказаться на месте Маргариты. И все-таки не хватает в спектакле хора «Аллилуйи» для контраста и полного безумия.
Хорошо, когда в сцене есть неожиданный второй план, как, например, в клинике Стравинского. То, что под видом медиков резвится компания Воланда, это остроумно. Эпизод на Патриарших не имеет второго плана, поэтому ничего не прибавляет к известному тексту. Удивительно и очень мудро, но в инсценировке Федотов избежал вкусных московских сцен. Это здорово, потому что эпизод с варьете всегда превращается в самоценный и длинный дивертисмент, останавливающий действие. Здесь только самое главное. Исключение — финал. Маргарита и Мастер выясняют отношения, когда должна звучать только музыка.
Еще один герой нашего времени — Бальзаминов. Жуткая национальная черта — мечтательность на пустом месте. Поиски больших денег путем блуждания в неизвестном направлении с разинутым ртом. В то же время у театра нет желания подмигивать зрителю: узнаете, мол? Первая сцена — почти Малый театр. Стиль Островского, зАмАсквАрецкой( как написано в программке) истории сохранен. Колоритные маменька (Ирина Молянова) и Матрена (Вера Прунич). Обе составляют прелестный контраст. В глазах у Прунич есть нечто волчье, потенциальная вампирша. Очень конкретна. Мишенька (Илья Бабошин) постоянно пребывает во сне, поэтому несколько заторможен. Чебаков (Валерий Митин) — чересчур умен. А на самом деле, они — две стороны одной медали. Только Бальзаминов — пассивный идиот, а Чебаков — активный.
Замечательно, когда в театре исповедуют не принцип типажности, а принцип характеров. Честно говоря, до получения программки я не был уверен, что Маргариту и Анфису играет Виктория Проскурина. Перевоплощение — отличная вещь, хотя редко теперь встречается. Ну, острый профиль Сигаль не узнать нельзя. В настоящем театре должно быть безумие. Оно есть в Сигаль, в Химке (Регина Шнигирь), в братьях ( Александр Шаманов), которые только с пальмы спустились. В самом Федотове, вдруг прерывающем представление появлением «украинской» съемочной группы.
Любопытен сюжетец с Белотеловой. Анастасия Перова не тупа, как обычно. Живая, веселая, зубастая женщина. Ее проблема в том, что она хочет иметь желаемое на расстоянии вытянутых верхних конечностей. Бальзаминов свалился к ее ногам, его можно за грудки взять. Не надо тратить время на объяснение. Анфису, напротив, влечет ветер дальних странствий. Скажи ей: надо бежать до Галапагосских островов — побежит. Совершенно не думая, что из этого выйдет. В конечном итоге, всем главным персонажам (тем, кто не спит) свойственен идиотический авантюризм. Белотелова боится разбойников на ходулях, но в последней сцене сама встает на ходули и возвышается над малышом Мишенькой. Она его и засосет.
Судя по тому, что зрители Перми регулярно, как в баню, ходят в театр «У моста», он зрителя засосал. Хорошо, что я вовремя уехал в Петербург, а то бы тоже ходил через день. Спектакли-то очень разные,оригинальные,захватывающие.
Евгений Соколинский