20.05.2011
МАКДОНАХ — «У МОСТА» — 5:5. НИЧЬЯ ТИТАНОВ
В России постановки по макдонаховским пьесам возникают то там, то тут с завидной регулярностью, но действительно уникальным, ни на что не похожим, сверхталантливым сценическим зрелищем, относительно спектаклей по МакДонаху, может похвастаться, пожалуй, только один отечественный режиссер — основатель и руководитель пермского театра «У Моста» Сергей Федотов.
В своей книге «Круг мыслей» выдающийся советский театральный режиссер Георгий Товстоногов, в частности, писал: «Если бы ко мне или к любому из моих коллег явился дед-мороз и спросил, какой подарок достать из волшебной сумы, мы ответили бы хором и без запинки: хорошую пьесу». Другой выдающийся (теперь уже смело можно так говорить) человек — наш современник, ирландский драматург Мартин МакДонах, в полной мере удовлетворил заветное желание если не всех мировых постановщиков, то очень многих. В России постановки по макдонаховским пьесам возникают то там, то тут с завидной регулярностью, но действительно уникальным, ни на что не похожим, сверхталантливым сценическим зрелищем, относительно спектаклей по МакДонаху, может похвастаться, пожалуй, только один отечественный режиссер — основатель и руководитель пермского театра «У Моста» Сергей Федотов.
Глядя на спектакли Федотова, не важно — знакомая ли это всем классическая комедия «Ревизор» или малоизвестный средневековый детектив «Две стрелы», осознаешь, что их автор не просто стандартно (или сверх обычного) одаренный человек, а человек творчески неповторимый, особенный, подлинно, как утверждает он сам, мистический и даже колдовской. Кому как не Федотову было браться на Руси за набирающего с каждой новой пьесой заслуженную популярность ирландца? Пермский режиссер стоял у истоков нового театрального чуда — именно он является пионером русского МакДонаха. Талант Федотова уже на порах «Панночки» и «Зверя» — ныне легенд театра «У Моста» вряд ли кем-то знающим мог подвергаться сомнениям. Но талант — талантом, с этим все более-менее ясно, непостижимым следует признать иное: театру «У Моста» вот уже на протяжении пяти спектаклей (речь о макдоноховском цикле) удается не только держать изначально высоко поставленную планку, но и, принципиально не меняясь, предъявлять публике раз за разом шедевры — отличные друг от друга. На первый взгляд, «Череп из Коннемары» мало чем по тематике, стилистике и по духу отличается от предшествующей ему «Красавице из Линэна», но у умных людей, знающих толк в тонкостях театра, язык не повернется назвать одно — второй серией другого. Здесь как в кино у Тарковского: «Сталкер» вытекает из «Соляриса» и даже из «Страстей по Андрею», но все фильмы сугубо разные. «Сиротливый Запад» от первой «Красавицы...» стоит еще дальше, при всем внешнем и сердцевинном сходстве (и там, и там во главе угла — затюканные друг другом близкие родственники, сценическое существование которых разбавляют колоритные второстепенные чудики). Если в «Красавице...» преобладают мотивы (поступки и ситуации) общечеловеческие, легко принимаемые иноземным, в нашем случае, русским восприятием, то «Сиротливый Запад» — это, безотносительно нюансов, уже частная история, возможно — корневая, но корневая ирландская, малопонятная и неблизкая отечественному обывателю. И вот тут-то — в сравнении — мистическим образом и проявляется дар Сергея Федотова: в стартовом случае («Красавице из Линэна») режиссер достигает золотой середины (золотого по художественной ценности спектакля) путем добавления к универсальному сюжету индивидуальных (свойственных лишь определенной группе лиц) оттенков (чем, к слову, демонстративно побрезговали в БДТ, воплощая ту же пьесу на своей сцене); в последнем упомянутом варианте («Сиротливом Западе») — местечковому, эксклюзивному, еще более умалишенному, наоборот, навязывается здоровая идея планетарного масштаба: да, абсурд, но в его основе — природа человека, вне зависимости от цвета кожи и вероисповедания. И, получается, что эти дураки-ирландцы — чуть ли не мы, местные умники. Так получается у Федотова.
У других же отечественных постановщиков, покусившихся на МакДонаха, ирландцы превращаются в россиян, в лучшем случае — в людей мира (у кого-то возможен крен и в противоположную сторону — сторону отображения сугубо соотечественников драматурга, без обобщающего художественного кровосмешения). Самой сложной в данном разрезе пьесой является «Калека с Инишмана». Здесь вообще действуют какие-то далекие-далекие от нас люди, далекие психологически, географически, временно. В «Калеке...» речь идет уже не о неврастеничной дочери, буквально уничтоженной, как личность, собственной матерью-деспотом («Красавица из Линэна»), не о беспробудно пьянствующем магилокопателе, живущем памятью об убитой им жене, а, может, вовсе и не убитой, кто знает («Череп из Коннемары»), не о братьях, готовых застрелить друг друга из ружья (из которого уже застрелен их отец) за пачку чипсов и грязный след на полу («Сиротливый Запад»), — в «Калеке Инишмана» говорится о физическом уроде из чуть ли не инопланетной Тмутаракани, отправившемся покорять Голливуд. Тут уже от переводчика авторского слова на театральную сцену требуется не создание коктейля из общего и частного, а свой достоверный пересказ чужой сказки. Обитатели острова Инишман — это чистая литература, мифы, то, чего вообще не может быть, по крайней мере, в наше время. Однако — и Сергей Федотов нас в том убеждает — это есть. Как есть — были и будут — Венечка, из «Москва-Петушки», и довлатовский русский умелец Холлидей. Кто за границей, в той же Ирландии, рискнет интересно и убедительно поставить сочинения Довлатова или, скажем, Андрея Платонова, которые, вроде как, должны быть понятны не просто исключительно русским людям, но еще и русским людям, жившим в определенное время? К слову, Платонова и Довлатова и в самой России качественно могут ставить лишь избранные. Почему почти не востребован Западом Гоголь? Иностранцы за двести лет не научились не только его ставить, но и переводить. Как удалось реалисту МакДонаху с его мифологическими ирландскими островами, трудно объяснимому и, казалось бы, не переводимому, так обаять сердца русских театралов? Ответ на этот вопрос заложен в творчестве Сергея Федотова. Можно ли разгадать феномен сверхталантливого мистика из Перми, относительно его постановок по пьесам МакДонаха, особенно на фоне средних, а то и крайне невразумительных попыток оседлать строптивого ирландца питерскими творческими коллективами? Наверное, если долго думать, можно. Но сейчас все же стоит уйти от пространных рассуждений — пришла пора сказать о пятом номере пермского макдонаховского цикла — новейшем спектакле театра «У Моста» «Однорукий из Спокэна».
Первоначально статью о названной постановке, не написанную, а предполагаемую, я хотел назвать «Большой артист Иван Маленьких и — компания (партнеры, другие замечательные лица...») Это было бы и верно, и неверно в равной степени. Верно, потому что Федотов, как любой истинный режиссер, предпочитает доносить авторские и свои идеи до зрителя, прежде всего, через актеров, а не через сценографические изыски, спецэффекты и материализацию собственной воспаленной фантазии. Верно, потому что Иван Маленьких — актер космического дарования, он сам по себе — такая сила, такой эффект, которые не требуют никакой посторонней поддержки, как визуальной, так и психологической. Иван Маленьких, как и его режиссер, постоянно движется вперед, точнее вверх — в направлении неба. Его искусство — это уже искусство не земли, а именно космоса. Казалось бы, куда же выше старухи Мэг Фолан, могильщика Мик Дауда, отца Уэлша, вестиносца Джоннипатинмайка? Но, как выяснилось, все это были еще не самые высокие вершины в творческом восхождении уникального пермского Актера. Однорукий из Спокэна, которого собственно и играет Маленьких, роль-откровение, роль-шедевр, роль-бенефис. Никогда еще в спектаклях по МакДонаху у актера не было столько длинных, никем не перебиваемых монологов, столько простора для выражения себя в различных, порой диаметрально противоположных ипостасях: герой Маленького — это и монстр-одиночка, и душка-сын; и исключительный извращенец, и самый, пожалуй, вменяемый персонаж пьесы; и исключительный шутник, и величайший в мире горемыка; и балагур, и молчальник; и мудрец, и дитя; и скот, и праведник. Об Иване Маленьких стоит говорить отдельно и включать его имя в названия статей. Но все же неверно, говоря об «Одноруком из Спокэна», делать акцент на ком-то одном. Тем более что основными строителями означенного спектакля, бесспорно, являются драматург и постановщик. О них и нужно говорить в первую очередь.
На сей раз МакДонах обосновал своих неповторимых и неисправимых идиотов, всамделишных и мифологических одновременно, в Америке. Ирландцы-индивидуалы, как это ни странно, но без особого труда и достоверно, в «Одноруком...» перевоплотились в пусть и утрированных, преподнесенных в гротесковом виде, но среднестатистических американцев. Никогда еще МакДонах не был так близок к документализму, как в этот раз. И это притом, что прежних своих героев он, вполне вероятно, списывал, чуть ли не с натуры, а нынешних очевидно срисовал с комиксов и неправдоподобных ужастиков, типа «Пилы», с ее бесконечными продолжениями. Но история одного сумасшедшего, когда-то зачем-то само-лишившего себя левой кисти, но вообразившего, что это «романтичным» способом проделали с ним другие, рассказана настолько детально-убедительно и глубоко, да еще и со знанием дела, в свойственной гениальному ирландцу стебной, но осмысленной манере, настолько абсурдна теперешняя жизнь тех же, не знающих, чем себя занять, в чем себя распоясать, а в чем ограничить, американцев (да и не только), что уже нет никакой уверенности в том, что ничего подобного никогда ни с кем не случалось в действительности.
Если все, о чем говорил в своих ирландских пьесах МакДонах, выглядело как исключительная правда, но правда художественная, отличающаяся от правды жизни тем, что ничего подобного, конечно, нигде и никогда не происходило, но так произойти могло (все автором скроено так, что не придерешься), то первая же американская пьеса уже не дает очевидного ответа: сугубо вымышленная ли это вещь или основанная на реальных событиях. Насколько преувеличенными, чисто для потехи публики написанными кажутся некоторые моменты, настолько же они, если вникнуть, являются близкими к истине.
Вспоминается (для примера) легендарный отечественный фильм «Любовь и голуби», в одном из эпизодов которого отставленная жена героя, рассекретив разлучницу, явившуюся перед ней, заявляет в сердцах: «Сучка ты крашена...» — На что разлучница, незабвенная Раиса Захаровна, отвечает: «Почему же крашенная? Это мой натуральный цвет». На «сучку» эта утонченная, пристрастная к Массне и газетным передовицам особа не обращает никакого внимания. Чует, что сейчас ее будут бить и, вполне вероятно — пребольно, а все равно не упускает случая заступиться за собственную внешность. В «Одноруком из Спокэна» негр, на которого направлено дуло пистолета, просит не столько о пощаде, сколько о соблюдении правил политкорректности, исправляя, то и дело, «нигера», слетающего с разгневанных уст маньяка, на «афроамериканца». И не такой уж неестественно-комичной представляется подобная просьба, если вспомнить с какой неподдельной серьезностью законодательно осуждали американцы своего величайшего писателя Марка Твена, за то, что тот позволил себе в собственных книгах много лет тому назад называть чернокожих людей неграми.
С негром, простите — афроамериканцем, переносясь от МакДонаха в Пермь, следует сказать, вышла у Сергея Федотова единственная промашка. Вернее, с ролью Тоби, являющегося по пьесе темнокожим. Актера-негра — русскоговорящего афроамериканца с даром лицедейства — в распоряжении режиссера не оказалось. Как не загорай, как не завивай волосы, а до ненавидимого одноруким расистом «нигера» — Виктору Шестакову, играющему Тоби, все же далеко. На фоне общей достоверности, да еще и внешней похожести Ивана Маленьких на Де Ниро, т.е. на истинного американца, рядом с колоритнейшим заграничным портье (в искрометном исполнении Сергея Мельникова) Шестаков в прямом и переносном смысле выглядит бледно. Вообще паре Шестаков-Бабошина еще необходимо усердно работать над своими образами в означенном спектакле. В котором нет второстепенных персонажей, а есть исключительно солисты. Но пока солируют (блистают) только Маленьких и Мельников. Шестаков и Бабошина роли свои далеко не проваливают, но первому недостает уверенности в себе и, следует повторить, внешнего сходства со своим героем (молодому актеру трудно компенсировать отсутствие должной формы достоверным содержанием, и черная краска тут не явится спасением); актриса настолько хороша и оригинальна в «Калеке с Инишмана», что хочется верить: ей удастся со временем создать яркий, главное — неповторимый образ и из своей новой героини (старания и таланта много, но нужны еще и очевидные отличия последнего от предыдущего, а пока на лицо — эксплуатация ранее удачно подобранной манеры существования на сцене).
По гамбургскому счету, придраться в «Одноруком из Спокэна» можно еще разве что к музыкальному сопровождению. Уж слишком очевидно здесь заимствование: популярные мелодии мешают относиться к спектаклю как к чему-то творчески-единичному, всесторонне самостоятельному, уникальному. При создании сценических творений такого уровня, наверное, следует задумываться если уж не об оригинальной музыке, так хотя бы о звукоряде, не рождающем ассоциации с чем-то, к данному произведению отношения не имеющим.
Но следует подчеркнуть, что подобные «придирки» оправданы лишь тогда, когда речь идет о чем-то из ряда вон выходящем, выдающемся. Конкретно — о последней премьере театра «У Моста». Пермские ирландцы, на сей раз, с успехом становятся подлинными американцами, при этом максимально близкими и понятными русскому зрителю. Пятый спектакль по МакДонаху, по силе таланта его создателей, вновь, как минимум, не уступает своему литературному первоисточнику. Вновь убедительно доказано: МакДонах и театр «У Моста» — это сила. Счет творческих побед равный — 5:5.
Павел Чердынцев
Электронный театральный авторский журнал