12.03.2010
ТАНЦЫ на КОСТЯХ
«Череп из Коннемары» Мартина Мак-Донаха в пермском театре «У Моста» в постановке худрука театра Сергея Федотова.
Пьесы молодого британского драматурга, ирландца Мартина Мак Донаха (наш журнал уже второй раз обращается к ним) образуют своеобразную трилогию: они объединены местом действия — городком Линэном в окрестностях Коннемары в ирландском графстве Гэлуэй. В каждой байке Мак Донаха о странных людях из Гэлуэя — трагедийная подоплека. Но его пьесы — больше, чем трагифарсы. В них, безусловно, — все признаки современной умелой пост-пост-модернистской игры со словом, с понятиями, с традициями и множеством всяких социо-культурных знаков и стереотипов. Но есть в этих сюжетах и необычайным образом преобразованный поэтический романтизм кельтов; и мифологическое буйство фантазии, и особая внутренняя раскованность автора в его отношениях с ремеслом и сюжетом; и такая же внутренняя насмешливая свобода персонажей — от «правил», «законов» и «традиций». И что-то еще неуловимое, но манящее, от чего пьесы Мак Донаха популярны во всем мире... и только у нас к ним упорно приглядываются, но ставить не рискуют. Однако, Сергей Федотов в организованном им театре «У моста», популярном в Перми и известном не только у нас в стране, поставил сразу все три. Этот триптих, показанный в начале зимы в Москве, в Театральном Центре на Страстном, прибавил к прежним наградам театра «У моста» за один только 2005 год сразу полдесятка фестивальных призов и лауреатских званий. Возможно, самая показательная постановка из трех — «Череп из Коннемары». Слева — убогое, в мрачных, глиняно-красных, пыльных тонах жилище гробокопателя Мика Дауда. Справа — захолустное древнее кладбище: даже на взгляд тяжеленные надгробья, колючие кусты, пыль, сухая трава, и в довершении общего ощущения мистики — загадочный лунный свет (весь триптих в сценографии самого С. Федотова). Федотов не пошел по неверному и поверхностному пути «реалистического воплощения» ремарок на сцене. Как когда-то в своей знаменитой «Панночке», он сумел соединить пространство реального и тайного. Но если в «Панночке» эти миры были разделены четкой границей, то здесь они слиты, взаимопроницаемы. Шаг влево — и мы в мире натуралистического жизнеподобия, где, однако, несмотря на самые реалистические, правдоподобно-бытовые интонации и жесты, ни одному слову персонажей нельзя верить. Шаг вправо — мы в волшебном мире потусторонних тайн. Уже сценическим оформлением Федотов подчеркивает свое отношение к текстам Мак Донаха: это не мистика в киношно-дешевом тарантиновом духе и не реализм отдающих все той же голливудской дешевизной «почти документальных» ужастиков. И сценография, и манера режиссерской работы с актерами в этом спектакле так же лукавы, как стилистика пьесы. Например, актерская речь только по видимости насышена бытовыми интонациями. На самом деле речь персонажей построена по законам музыкального интонирования. Это некий звуковой, условный образ характеров. Хотя, по видимости — как бы реалистический. Персонажи в отличном исполнении актеров театра «У моста» (великолепный Мик Дауд Ивана Маленьких) с тяжеловесной серьезностью проживают-переживают свои фантазмы и придури, и, напротив, легко и смешливо, как забавный сон — свою подлинную жизнь. Они хотят быть не тем, чем являются. Они хотят, чтобы другие признавались в тех грехах, которые им приписывают. И, однако, пусть мучительно, почти в истерике, но в то же время — впроброс, с шуточками и подкалыванием под рюмочку, они смиряются с тем, что в них самих и вокруг, и вообще в жизни — все не такое, каким видится. Как во сне или в ночи. Собственно, это и есть настоящая реальная жизнь, тайну которой нам знать не дано. И тайна эта столь же прекрасна, сколь и ужасна. А мостик меж тайным и явным, основа гармонии ужасного и прекрасного — игра и ирония. На словах выглядит несколько банально. Но в текстах Мак Донаха — и в постановке Сергея Федотова — ощущаешь не банальность, а «безусловную правдивость» условности поэтического взгляда на мир. Основа этого поэтизма груба и натуралистична: люди рождаются и умирают, кладбище надо освобождать от старых костей — под новые захоронения. За соответствующую плату от священника Мик Дауд это делает, а молодой недоумок Мартин ему помогает — ибо ни на что другое по состоянию своих мозгов не способен. Роясь в останках прошлого и, вместе с престарелой прохиндейкой Мэри Джони, перемывая за бутылкой виски косточки умершим, Мик теряет представление о времени и даже не помнит, какой нынче месяц... Важнее понять: куда девать кости? Мик их измельчает деревянным молотом и топит в озере. Так говорят. Еще говорят, что когда-то он убил свою жену. Лопатой. Может, той же, которой теперь будет вскрывать ее могилу, раз уж дошла очередь и до нее. И теперь весь ритуал гробовскрытия-дробления-утопления — это удобный случай упрятать концы в воду. Может, никогда прежде Мик и не дробил костей. Но теперь... А заодно у него есть случай дать недоумку Мартину возможность испытать, что такое смерть и что такое — счастье быть живым. Но из этих бытовых, низменных реалий Мак Донах растит удивительно поэтичный образ жизни, в которой нет границы между воображаемым и существующим, вернее, не так важно — что есть видимость, а что — сущность. Важнее другое. Взаимные обвинения, даже в убийствах и воровстве — не более чем обычные житейские упреки; мы их высказываем друг другу ежеминутно и вполне обыденно, они — недоказуемы. И точно так же недоказуемы почти реальные улики: пробитый череп из могилы и кровь на рубашке. Может быть, улики — сфабрикованы: невезучий полицейский Томас способен это сделать ради того, чтобы все поверили в реальность его мечты — он новый Мэгрэ. А для этого надо доказать. что Мик — убийца. Даже если это не так. Но при этом как хорошо, как сладко посидеть с друзьями у камелька, прихлебывая виски. Как сладко щемит сердце бессмысленным детским ужасом, когда лунной ночью с теми же друзьями ты роешься в кладбищенском прахе! И этот мистический лунный свет, и эти — одинаково соленые — шуточки насчет смерти и тупых американских туристов, и по адресу облапошивающих их прохиндеев, да заодно — и об английских статистиках и полисменах... Конечно, в пьесе есть отголоски давних обид меж ирландцами, шотландцами, англо-саксами и норманнами, и явная ирония по поводу застарелых «боданий». Есть тут и почти лобовые метафоры: дробление под выпивку костей близкого существа — изощренно-издевательский, но очень точный намек на то, что пост-пост-модернизм — это вне-этические игры с накопленным культурным наследием. Но сцена «бития костей в корыте» на столе напоминает людоедский праздник. Она еще — символ отношений человека с прошлым: иные черты нашего диалога с минулым — в каком-то смысле отдают каннибальством. И все же пьесы Мак Донаха — не пост-модернистская ирония и не новомодное, внеэтическое глумление «над святынями» и «сокровенно-интимным», не реализм и мистика в одном флаконе. Прежде всего, они — поэтический образ жизни как целого, как потока, в котором сливаются прошлое и настоящее, реальное и воображенное, умственное и чувственное, жизнь всех — и каждого... Некая фольклорная поэзия и почти первобытное восприятие красоты жизни — вот ощущение, которое возникает от иронических пьес молодого современного британца Мак Донаха. И это почувствовал и сумел передать в своей постановке режиссер из Перми Сергей Федотов. P. S.: С одной стороны, конечно, приятно, что наш журнал открыл для российской сцены пьесы М. Мак-Донаха. А с другой... Москва перестала быть — в выборе литературной основы для спектакля — «законодателем мод» на театре. На спектаклях пермского театра «У моста» побывало несколько художественных руководителей известных московских театров. Наверное, давно они приглядывались к пьесам Мак Донаха. Но поначалу, видно, решили посмотреть: как они выглядят на сцене у других?..
Валерий БЕГУНОВ
Журнал «Современная драматургия»